Возвращение колдуна

Хохочет Маша. Но! – шприц в ее руке! Шприц!

– Не бойся, не бойся... – шепчет она ласково. Распрямив левую руку, внимательно рассматривает вены на ней. Колет, введя себе наполовину раствор из шприца. – А теперь ты. Это – яд любви, чистый, без примеси. Ты уколешься сам или тебе помочь? А-а, ты же врач, я совсем забыла, – она хищно улыбается, протягивая ему шприц.   

Ее глаза становятся мутными, и все ее тело быстро темнеет. Берет руку онемевшего Ивана, прищуривается – смотрит, в какую вену его уколоть. Нашла хорошую. Искривив лицо, с выпученными глазами, занесла над ним шприц... 

– А-а-а! – закричал Иван и... проснулся.

Вся подушка была мокрой от пота. И простыня тоже. В комнату сквозь окно лился тонкий лунный свет.

«Ну и чертовщина приснилась! Настоящий кошмар. Значит, не зря пишут, что некоторые снотворные имеют сильный побочный эффект и лучше их не принимать».     

Вытерев ладонью взопревший лоб, он перевел дыхание. Медленно повернул голову и... Не может быть! Рядом с ним – женщина, лежит на боку. 

«Как же она попала в мой дом?» Иван больно щиплет себя за ноги, чтобы убедиться, что это уже не сон. Да – это явь! Голая женщина в его постели! Но ведь он же ни с какими женщинами не встречается уже давно. Как же она очутилась здесь? Откуда у нее ключи? Может, это одна из тех проституток, которых он когда-то водил к себе домой, та, которая однажды обворовала его? Да, это она! Решила вернуться. Сюрпризом.

Иван наклонился поближе к девушке, к самому ее лицу. Так близко, что услышал ее дыхание. И уловил аромат ее тела.

Но не видно лица девушки, не различить его в темноте.

И затрепетало сладкой дрожью все естество Ивана. Никогда в жизни он так не любил ни одну женщину, как эту! За одно прикосновение к ней был готов сейчас отдать свой дом, дачу в горах, жизнь!.. 

И обняла его девушка. Но почему-то руки ее оказались не ласковыми и нежными, как этого ожидал Иван, а напротив, – неимоверно сильными.

– Ах! Ведьма! – воскликнул он.

Одним рывком она неожиданно перевернула его на живот и вдавила лицом в матрас. Потом взобралась на него сверху: 

– Ты в этой позе никогда не пробовал? – спросила, наклонившись к его уху.

...И вылетел Иван в раскрытое окно. А прекрасная амазонка – на нем верхом.           ...Они парили над ночным Нью-Йорком, над его небоскребами, кружились над Эмпайр-стейт билдинг и вокруг небоскреба Крайслер, в четырех углах которого под шпилем – гигантские статуи орлов, говорят, в голове одного из них спрятаны слитки золота!

Ветер обвевал Ивана теплыми струями. Внизу, по тоненьким лентам дорог, проезжали редкие машины. Миллионами ярких неоновых ламп пылали рекламные щиты на Таймс-сквер. Стены небоскребов из стекла и железа, нагретые за день, медленно остывали, отдавая воздуху свое тепло.

В некоторых окнах Иван успевал заметить отражение своего летящего тела, оседланного ведьмой. Где-то вдали, кажется, в Гарлеме или Бронксе, пылал дом, его тушили пожарные. А в Бруклине полицейские машины, сверкая мигалками, преследовали какой-то белый лимузин, окружая его со всех сторон.   

– Эй, вы, в лимузине! Уходите по Пятой авеню. Вас берут в кольцо! – кричала ведьма – сверху ей было хорошо видно, что белому лимузину остается лишь одна улица, чтобы вырваться из окружения. 

Иван крепко сжал в кулаке нательный серебряный крестик: «Господи, Господи... Спаси и сохрани...» И почувствовал, что руки ведьмы, сжимающие его горло, стали ослабевать...

Он упал на какую-то скалу. Внизу ревел океан. Иван еще не верил, что спасся. Лежал, продолжая крепко сжимать крестик в кулаке. Его зубы стучали. «Убить ее! Убить!» Свободной рукой Иван нащупал какой-то камень. Занес камень вверх, чтобы обрушить смертельный удар, размозжить ведьме голову, и... проснулся! 

Вскочив с кровати, Иван ринулся в кладовку. Вытащил оттуда коробку с лекарствами. Не одеваясь, в одних трусах и даже без тапочек, выбежал из дома и выбросил коробку в мусорный бак. Плотно накрыл бак крышкой. Отряхнул ладони и вернулся в дом. «Вот и ночь скоротал. А переживал, что не могу заснуть».

Глава 7

– Нет, Иван Борисович, позвольте с вами не согласиться. При всем уважении, я бы даже сказала, преклонении перед Достоевским, я всегда с досадой читаю в «Преступлении и наказании» страницы, посвященные Сонечке Мармеладовой. Как же так? Ведь Достоевский был близко знаком с проститутками: известно, что, будучи холостяком, он посещал дома терпимости, что, впрочем, в те времена было обычным явлением для молодых людей. Но почему же, объясните мне, пожалуйста, он столь неправдоподобно в своем романе вывел проститутку Соню Мармеладову? И Катюша Маслова в «Воскресенье» Толстого – тоже героиня, высосанная из пальца. Вообще, в нашей великой русской литературе тема проституции освещена убого – и с художественной, и с психиатрической стороны, – рассуждала доктор Фролова, сидя в своем кабинете, который, как обычно во время ланча, превратился в литературный салон.