– Здравствуй, красавица. Как дела? – спросил Иван по-русски. Взял за спинку стоявший в палате стул и перенес его поближе к кровати. Подтянув штанины, сел напротив девушки.
Она пожала плечами, откинула со лба прядь черных волос:
– Нормально, – кривовато улыбнулась, отчего ее миловидное лицо на миг приняло хищное, какое-то волчье выражение.
Губы у девушки были пухлые, носик – ровный, глаза с узким разрезом –не очень выразительные. Загадка, однако, заключалась в таинственном и коварном сужении век. Девушка, прищурившись, словно оценивала человека перед собой. И в этот момент, когда так странно сужались ее глаза, вздрагивали и уголки ее губ, подобно сведенным крыльям ночной бабочки. Откуда прилетела она, эта ночная колдунья, из каких заморских стран?..
– Ты откуда родом, Мария? – спросил Иван, отметив про себя, что испытывает сладостное чувство, когда девушка устремляет на него взгляд своих таинственных глаз.
– Со Злодиевки.
– Это что же – село или хутор? И где находится? А-а, понятно, значит, мы с тобой некоторым образом земляки. Я по-украински розумию. И люблю побалакать.
Кашлянув в кулак, он напустил на лицо глубокомысленное выражение, давая понять, что сейчас речь пойдет о серьезном. Несколько дней назад эта Мария пришла в больницу, сказала, что ей плохо, и сама попросила, чтобы ее поместили в дурдом.
– Мне сообщили, что вчера ты попыталась пронести из столовой в палату нож. Это правда?
– Да. Хотела.
– Зачем? Что ты собиралась им резать? Ведь нож – пластиковый.
Вместо ответа, Маша часто заморгала и подняла голову. Из ее глаз полились слезы.
Доктор Селезень хмуро посмотрел на нее. Слезы девушки вызвали в его душе прилив нежности. Чтобы подавить в себе это совершенно непрофессиональное, лишнее, ненужное чувство, он мысленно решил для себя, что назначит ей несколько уколов. В попу.
Он не мог отвести взгляд от ее халата, верхние пуговицы которого были расстегнуты, открывая взору глубокую ложбинку между грудей.
– Да, Мария, хочу тебя предупредить вот о чем. У нас в отделении запрещены любые интимные отношения между пациентами. Амуры очень вредят лечебному процессу, создают дополнительные стрессы.
– Значит, вам уже обо всем донесли, да? Быстро это у вас, однако, – девушка снова дернула уголком рта, отчего ее невинное, заплаканное лицо вмиг преобразилось в грубое, злое. – Между прочим, тот псих сам ко мне приперся, я его не приглашала. И предложил мне сто баксов за ночь.
Действительно, этой ночью из ее палаты вывели одного пациента. Санитар, проходя мимо, услышал мужской голос в женской палате и вовремя пресек вопиющее нарушение.
– Он тебя обманул. Откуда у него сто долларов? У наших пациентов никаких денег при себе нет, им запрещено. Деньги тоже мешают лечебному процессу.
Она скривила губы, из глаз снова полились слезы.
– Ну-ну, не плачь, – промолвил Иван подобревшим тоном, вставая.
Он положил руку девушке на плечо, задержав ее там несколько дольше, чем полагалось бы врачу в такой ситуации. Молочное тепло, исходящее от ее тела, просочилось сквозь ткань халата и согрело пальцы Ивана...
Глава 6
Время близится к полуночи. Иван лежит у себя дома на широком мягком диване. Смотрит телевизор.
Но перед его мысленным взором – образ Маши. Вот она сидит, закинув ногу на ногу. Бедро у нее налитое, упругое. А лицо – заплаканное, слезы, словно жемчуг, блестят, сверкают. Панночка...
Иван взял пульт, попереключал каналы. «Сон у меня совсем нарушился. Может, принять снотворное? Да, пожалуй». Он поднялся, достал из кладовки большую пластмассовую коробку с лекарствами, нашел там снотворное.
...Лежит Иван, глаза его смыкаются, сладостный покой нисходит на его сердце. И далекий шум, будто от весеннего ручья в лесу, доносится в комнату.
Когда-то в детстве пускали с друзьями в глубоких ручьях кораблики из сосновой коры. Порой из воды там выныривала черная выдра и, блеснув шерстью, исчезала под корягой...
Шум, однако, усиливается, где-то явно льется вода.
Иван с трудом открывает глаза – тяжело просыпаться в четверть третьего ночи, особенно после принятого снотворного. Не глядя вниз, машинально надевает тапочки, стоящие у кровати. Идет в ванную, проклиная свою забывчивость – не закрутил кран.
Но – чудо, чудо! Ванна более чем наполовину наполнена водой. А в ванне лежит Мария – белая, как молоко. Груди ее колыхаются под водой, и тело ее все в струящихся изгибах плеч, талии и бедер.
Легким движением кисти она плеснула на него водой и звонко захохотала. Жемчугом сверкнули зубы. И проник ее звонкий смех в самое сердце Ивана.
«Как же она попала сюда? Я же ее еще не выписал из больницы. Неужели сбежала? Колдун! А-а... Вот кто открыл окно в палате! Вот кто ей показал, где я живу!»
Стоит Иван, боясь шевельнуться.
А Маша тем временем, не переставая хохотать, встает. Вода стекает с ее волос на плечи, течет по ее волшебному телу.
– Ха-ха-ха!..
Она протягивает к нему руки, желая обнять. А в лесном ручье – лягушки квакают, черные выдры, вынырнув из воды, снова устремляются под коряги. И сосны шумят, и дубы. Весь лес поет – кукушки, соловьи, вороны...