Впрочем, Капитан взял ситуацию в руки и развернул кругом.
На следующее же утро, пока большинство из нас все еще боролись с чувствами, он под старой личиной Освободителя отправился к таглиосским солдатам. Старик объявил новую эпоху – эпоху беспощадной войны с Хозяином Теней и туга, причем предал огласке лишь меньшую часть происшедшего во дворце. Слухи, разбежавшись по городским улицам, воспламенили народный гнев. Долгие годы война шла где-то далеко, в Тенеземье, а посему лишь слегка затрагивала чувства населения Таглиоса. Набег обманников снова принес войну к самому порогу, и энтузиазм былых дней воскрес.
Освободитель сказал народу, что годы подготовки уже позади. Настал час правого суда над подлым врагом.
Но немедленное выступление означало зимнюю кампанию. Я спросил Старика, действительно ли он намерен начать, не дожидаясь потепления.
– Еще как намерен. Ты знаешь, где они закрепились, – летал туда с Копченым. Найдется ли такой безумец, что рискнет в снегопад пробиваться через Данда-Преш.
Выходит, нашелся.
– Солдатам придется не сладко.
– Если пройдет старый хрен вроде меня, то и все остальные пройдут.
Верно. Только старому хрену будет все же попроще, чем остальным. На то он и одержимый.
Хотя… одержимости и лютости в Черном Отряде столько, что хватит на всю армию.
Я с головой ушел в работу – она помогала пережить суровые времена. Больше я не проваливался в ужасы вчерашнего дня, чтобы избежать ужасов дня сегодняшнего. Однако спалось плохо. Под покровом сна по-прежнему таился ад. Я возился с Анналами, восстанавливая то, что пожрал огонь. Для этого я без устали и жалости гонял Копченого в прошлое, проверяя свои воспоминания.
Арсенал под управлением Одноглазого наращивал выпуск продукции. Старику постоянно требовались деньги, и поборами он доводил правящий класс до остервенения.
Весть о переменах распространялась по таглиосским землям с быстротой лошадиных копыт.
Госпожа начала собирать армию и обучать ее приемам войны со сгустками Тьмы, благодаря которым Хозяева Теней получили свое название.
До меня дошло, что Гоблин куда-то запропастился, – но с опозданием в несколько недель. Я боялся, что колдуна убили, хотя Костоправ вроде не тревожился за его судьбу.
Одноглазый был страшно раздосадован. Он так старался свести приятеля с моей тещей, а того и след простыл.
88
Обитель боли?
Издевательский смех.
Да, она прекрасна. Почти так же, как я. Но она – не для тебя.
Женщина заботливо укрыла ребенка на ночь. Каждый ее жест был исполнен грации.
Я…
Внезапно там оказался я.
НЕТ! Не для тебя! Она моя!!!
Твое – лишь то, что дам тебе я. Я даю тебе боль. Это и есть обитель боли.
Нет! Кто бы ты ни…
СТУПАЙ!
89
– Уф-ф-ф!
Я открыл глаза и увидел Тай Дэя и дядюшку Доя. Они с тревогой смотрели на меня. Я помотал головой, удивленный столь скорым возвращением свойственников.
Я лежал на полу в моей рабочей комнате, но одет был для сна.
– Что я тут делаю?
– Ты ходил во сне, – ответил дядюшка Дой. – И разговаривал. Мы забеспокоились.
– Правда? – Никогда еще я не разговаривал во сне. Впрочем, и не ходил никогда. – Опять припадок?! Да будь оно все проклято!
Но в этот раз я кое-что запомнил:
– Это нужно записать. Прямо сейчас, пока не забыл.
Я подковылял к столу, уселся… и понял: невозможно описать то, чего совершенно не понимаешь. С досады отшвырнул перо.
Вошла матушка Гота с чаем. Налила мне, затем дядюшке Дою, а после и Тай Дэю. Смерть Сари глубоко ранила ее душу, ослабив вздорность характера. Теперь эта женщина все проделывала машинально.
Так продолжалось уже не первый день.
– В чем твоя проблема? – спросил дядюшка Дой.
– Да как тебе сказать? Все помню отлично, а вот объяснить…
– Если так, нужно расслабиться. Прекрати бороться с собой. Тай Дэй, принеси учебные мечи.