Возвращение

— Ты давно болеешь? — спросил Лепик.

— Не знаю… кажется, с того самого времени, как мы разошлись с мужем… во всем виновата я… обманывала его, а затем выгнала… не знаю, что стало с беднягой, он куда-то уехал… очень далеко… а теперь я устала… прошу, не гладь меня прежде, чем я не усну…

Айме закрыла глаза, на ее лице по-прежнему играла улыбка: мягкая, покорная улыбка. Лепик дотронулся рукой до ее лба, лоб был холодным и влажным. Он встал с краешка постели, подошел к окну, стояла ясная осенняя погода, деревья серебрились от раннего мороза. Он подумал, что холодному солнцу, очевидно, не растопить до вечера иней, и внезапно с пугающей ясностью ощутил, какую огромную ответственность он когда-то взял на себя, клянясь жене в любви, а год тому назад, поддавшись легкомысленному и преходящему настроению, позабыл об этой клятве.

…И только спустя долгое время он повернул назад, с какой-то яростной решимостью распахнул дверь дома, поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, постучал в дверь, не в силах ждать, нажал на ручку и увидел:

Айме, сидящую к нему спиной и играющую на флейте. Он остановился в дверях, боясь приветствием нарушить музыку; должно быть, это Вивальди, машинально подумал он; Айме сбилась, начала сначала; на Сандера нашло какое-то странное наваждение — приятное и в то же время пугающее; внезапный порыв ветра захлопнул форточку. Айме положила флейту на стол, заметила Сандера, лицо ее выразило недоумение, а затем стало строптиво-серьезным.

— Прошу, — Сандер протянул жене цветы. Айме поднесла букет к лицу и взглянула из-за него на мужа.

— Кто ищет, тот найдет, — произнесла она слегка насмешливо.

— Пришел поглядеть, как ты живешь, — сказал Сандер, чтобы что-то сказать, насмешливый тон жены обескуражил его.

— У тебя какой-то измученный вид, — тем же тоном продолжала Айме, ставя цветы в вазу. Сандер сел, стул под ним жалобно скрипнул.

— Знаешь, Айме, я пришел… хочу просить тебя… вернуться домой, — неожиданно для себя, без всякого вступления, произнес он и почувствовал, как на сердце сразу же стало хорошо и легко.

Айме уронила вазу на пол и в изумлении уставилась на него.

— Я думала, ты пришел требовать развод, ведь официально мы еще женаты, хотя… — Сандер не дал ей закончить, с его губ потоком хлынули слова — все то, о чем он думал в последние дни, о чем мечтал; Айме села на диван, выражение ее лица все время менялось, казалось, она сейчас или заплачет, или засмеется, наконец она поднялась, положила флейту в футляр, заметила на полу осколки вазы и принялась их собирать. Сандер стал на колени, чтобы помочь ей, их пальцы соприкоснулись, и это мимолетное прикосновение наполнило Сандера ощущением счастья, но как только цветы были поставлены в чайный стакан, Айме испуганно вскрикнула, взглянула на часы и поспешно стала натягивать пальто. Выбегая из комнаты, она велела Сандеру ждать.

Айме вернулась через несколько часов, положила сетку с продуктами на стол, сказала, что ей надо уйти по каким-то делам, попросила, чтобы муж подождал, выпил молока, сделал себе бутерброды, если проголодается, и убежала.

Позднее Сандер никак не мог объяснить себе ту беспечную самоуверенность, с какой он ел бутерброды и, удобно расположившись на диване, читал книгу; у него ни на миг не возникло сомнения в том, что, возможно, не так и важны дела, на которые ссылалась Айме, и он был уверен, что не пройдет и часа, как они закроют дверь этой лачуги и вместе отправятся домой. Так он и заснул на диване с открытой книгой на животе и со спокойной улыбкой, как человек, который после тяжких невзгод обрел свое счастье.

Он проснулся от ощущения холода, его трясло. Накинув пальто, подошел к окну. Было несколько минут третьего. По тихой ночной улице шли редкие прохожие, проезжали редкие машины. Его стал терзать страх, что с Айме случилось какое-то несчастье. Стрелки часов двигались мучительно медленно. Вокруг стояла гнетущая тишина. Внезапно перед домом остановилось такси. На мгновение Сандера охватила радость, но когда он увидел, что Айме вылезает из машины с каким-то мужчиной, с испугом понял, что его провели. Он вмиг вспомнил все, что говорил жене, и краска стыда бросилась ему в лицо. За год они стали слишком разными, а он, дурак, хотел, как принц, привести Золушку в свой замок… Он быстро погасил свет, выбежал на лестничную клетку, притаился в темном углу, и когда прозвучал звонкий смех Айме, подумал, что завтра же придет к жене, чтобы написать заявление о разводе, который давным-давно пора уже оформить.

…И только спустя долгое время он повернул назад, с какой-то яростной решимостью распахнул дверь дома, поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, постучал в дверь, не в силах ждать, нажал на ручку и увидел:

безжизненное тело Айме, отвратительно висящее на привязанной к вьюшке розовой шали. В несколько прыжков он оказался возле жены, затем отпрянул, сообразив, что слишком поздно.

Слишком поздно… слишком поздно… стучало у него в висках, затем взгляд остановился на белеющем посреди темного стола листе бумаги.