Возвращение

Остановись и поверни обратно. Заставь себя улыбнуться, расслабься. Пять раз глубоко вдохни и выдохни. Прочувствуй эмоцию, а затем отпусти. Ощути, как она рассеивается. Взвесь все «за» и «против», прежде чем что-то предпринять. Хорошенько подумай и пойми, что в масштабах жизни случившееся ровным счетом ничего не значит.

Когда гнев утих до приемлемого уровня, я поехал домой. Позже я все поведал доктору, но ничего не рассказывал никому из друзей. Не говорил я им и про ночные кошмары, бессонницу и другие вещи, превращавшие мою жизнь в испытание. Вот я и задался вопросом: почему я все выкладываю Боуэну, а не людям, которых считаю друзьями?

Думаю, дело в страхе: я боюсь, что меня не поймут, боюсь разочаровать и разозлить, боюсь осуждения. Проблема скорее во мне, чем в окружающих, однако беседуя с доктором, я чувствую себя иначе. Почему – не понимаю сам. Возможно, потому, что я плачу ему деньги. А может, потому, что спустя множество бесед я знаю о нем ничтожно мало.

Если так рассуждать, мы с ним вовсе и не дружим. Судя по обручальному кольцу, доктор Боуэн женат, но я понятия не имею, на ком и как долго они вместе. Я даже не знаю, есть ли у него дети. Судя по дипломам на стене кабинета, он сперва учился в Принстоне, а затем – на медицинском факультете Северо-Западного университета. Однако я не знаю, чем он увлекается в свободное время, в каком доме живет, что любит есть, какие фильмы и книги предпочитает. Иными словами, мы вроде и друзья, а на самом деле нет.

Он просто мой психотерапевт.

Я посмотрел на часы: близилось время еженедельного созвона с доктором. Вымыв посуду, я приоткрыл заднюю дверь, чтобы немного проветрить дом, и поставил ноутбук на кухонный стол.

Доктор Боуэн хочет видеть мои глаза во время разговора, чтобы понимать, когда я лгу или скрываю что-то важное. Мне, в свою очередь, гораздо удобнее беседовать с ним онлайн, нежели встречаться лично. Дома я могу запросто выйти по нужде, не прерывая сеанс: беру ноутбук в туалет и спокойно делаю свои дела.

Шучу.

Я зашел в скайп, и программа автоматически набрала номер. Когда связь установилась, я увидел на экране доктора Боуэна. Он, как обычно, сидел за рабочим столом. Сколько же раз я бывал в этом кабинете!

Лысоватый, в круглых очках с тонкой оправой, Боуэн больше походил на профессора математики, чем на психиатра. Думаю, он лет на пятнадцать старше меня.

– Здравствуйте, Тревор.

– Как у вас дела, док?

– Спасибо, хорошо. А у вас?

Если я спрашивал из вежливости, то вопрос доктора требовал подробного ответа.

– Дела идут неплохо, – начал я. – Ни кошмаров, ни бессонницы. Сплю хорошо. На прошлой неделе четыре раза пил пиво, по одной-две бутылки. Пять раз занимался спортом. За неделю ни одного приступа гнева. Тревоги или депрессии тоже не ощущал. Иногда прибегал к методам КПТ и ДПТ.

– Прекрасно. – Доктор одобрительно кивнул. – Вы ведете вполне здоровую жизнь.

Он замолчал. Боуэн постоянно делал многозначительные паузы.

– Нам еще есть что обсудить? – наконец спросил я.

– Если хотите – обсудим.

– Вы меня выслушаете?

– Разумеется.

– О, вспомнил анекдот! – воскликнул я. – Сколько психиатров потребуется, чтобы поменять лампочку?

– Не знаю.

– Всего один. Но только если она сама захочет меняться.

Боуэн рассмеялся, как я и предполагал. Он хохочет над всеми моими анекдотами, но потом резко замолкает. Однажды он сказал, что шутки – это, возможно, мой способ держать людей на расстоянии.

– В общем… – начал я и поведал ему все свои новости за неделю.

Во время первых сеансов я недоумевал, для чего нужны эти отчеты. Позже я выяснил, что мои откровения помогают Боуэну точнее оценить текущий уровень стресса, что немаловажно при лечении посттравматического расстройства. Если усугубить стресс, при этом исключив полезные привычки, то либо накроет – как тогда, в очереди, – либо снова наступит эра пьянства и GTA.

Поэтому я все выложил. Признался, что на прошлой неделе еще сильнее тосковал по дедушке и родителям. Доктор ответил, что мои чувства объяснимы: видимо, работа на пасеке и ремонт лодки всколыхнули тоску. Я упомянул и то, что в дедушкином доме, похоже, жили бродяги. Когда Боуэн спросил, чувствую ли я гнев или досаду, я ответил, что мне скорее любопытно, ведь не считая задней двери, в доме ничего не сломано, да и пропаж нет. Затем я пересказал разговор с Клодом и, наконец, – уже не впервые – вернулся к последним часам, проведенным с дедушкой.

– Значит, его слова по-прежнему вас беспокоят, – произнес Боуэн.

– Да, – кивнул я. – Это бессмыслица какая-то.

– Потому что он попросил вас уехать?

Похоже, доктор Боуэн запоминал абсолютно все – совсем как Натали.

– Зачем ему так говорить?

– Возможно, вам просто послышалось.

Боуэн уже не раз это предполагал. Как и прежде, я отмел это объяснение.