Вознесение черной орхидеи

Откат грозного цунами, которое оказалось самой обычной волной ласкового прилива, с судорожным внутренним всхлипом облегчения – сегодня он его не услышит… Он может только его прочувствовать, просчитать, благосклонно сделать вид, что не заметил, да просто сжать объятия, вливая через рецепторы кожи заряд умиротворения… Его голос успокаивает, вселяя уверенность в правильности избранного пути, я слизываю с губ аромат корицы и кофе, втайне испытывая гордость за подобное решение, которое приняла исключительно я сама, и никто не заставил.

- Я буду настаивать на одном. Чтобы ты не молчала. Любое сомнение. Любое опасение… Ты это произносишь! Экономишь мое время на вопросы. Юля, я сам все почувствую, но у тебя всегда будет это право. Забудь аксиому о том, что стоп-слово – удар по рукам Верхнего. У тебя, можно сказать, законное право на проявление здорового эгоизма. Кроме того, сегодня у нас вторник… - недолгая пауза, перед решающим вердиктом. – До субботы есть время. Здесь действуют аналогичные правила. Любое сомнение в своем решении, страх, испуг, желание остановить – ты ставишь меня в известность. Не для того, чтобы я убеждал тебя в том, что ты не права в своих метаниях. Это все будет обсуждаться, мы разберем твой испуг на составляющие и решим, следует ли что-то предпринимать, или же тебе надо больше времени. Мы договорились?

О чем?.. Я не передумаю… Я сейчас уверена в своем решении как никогда…Мой голос дрожит, когда я прижимаюсь крепче, наслаждаясь ощущением тепла и защиты в его сильных объятий.

- Это будет по-любому, только…

Властные нотки его голоса аннулированы оттенком обезоруживающей нежности в унисон с поглаживанием моих напрягшихся предплечий.

- Что, моя девочка?

- Ничего. Просто не позвольте мне передумать!

Я не передумала.

Более того, я старалась не форсировать томительное ожидание утоления тематического Голода эти четыре дня. Волнение било все рекорды волнующим предвкушением, выбивая холодную испарину обреченной тревоги, но чаще всего я ловила в своем отражении улыбку сиамской кошки в ожидании шикарного деликатеса.

Тень Димы больше меня не пугала. Я уже к ней привыкла настолько, что она казалась неотъемлемой деталью домашнего интерьера. Мелькала в зеркалах, которые все еще пугали своим равнодушным серым порталом, стучалась в мои сны, раскрашенные в яркие краски предстоящего исцеления, но больше не пила из губ мою душу, уложив на лопатки бессознательности. Правда, я теперь редко сидела дома.

Встречи с Александром продолжались. Соблюдая негласную договоренность, мы больше не возвращались к предыдущему разговору, приняв дату Х за точку отсчета. Волновалась? Еще как. Тактика одной потрясающей женщины, которая в представлении не нуждается, «подумаю об этом завтра» - работала на все сто. Сближение также набирало обороты, устремляясь к критической точке, за которой ожидало новое начало. Я по-своему наслаждалась этим предвкушением, гордо расхаживая по лабиринтам родного вуза, отшучиваясь в ответ на расспросы подруг. С легкой душой плясала в клубе на Хэллоуин в костюме Лары Крофт, холила себя в салоне красоты и изо всех сил старалась не прогнозировать, не расписывать в воображении, не рисовать пугающую картину предстоящего неоднозначного свидания. Взять себя в руки в течение недели оказалось не сложно. Сложнее оказалось удержать себя в них вечером в субботу… вернее, с самого утра наступившего дня этого мнимого ритуального жертвоприношения.

Я закончила паковать небольшую спортивную сумку еще утром. Последний раз сверяя в уме детали и решая дилемму – стоит ли мне переслать Лекси с Элей координаты загородного дома Александра вместе с номером его автомобиля - и не придумав ничего лучшего, как отправить им на почту отложенным электронным письмом, спустилась на стоянку. Серые сумерки холодного осеннего вечера резанули по панцирю отчаянной смелости острым серпом, но я гордо вскинула голову, не замечая пронизывающего ветра. Фары черного обтекаемого монстра автострады мигнули призывным маяком, и почему-то сегодня они мне показались более яркими, чем обычно.

- Привет! – сумка летит назад. Надеюсь, не повредила бутоны неизменных белых роз, которые заметны даже в полумраке салона. Теплые ладони привычной лаской оплетают мои скулы, губы накрывают подавляющим, таким желанным нажимом, разбивая на мелкую ледяную пыль вспышку пронизывающей паники, гася ее в зародыше. Он уже знает, как именно меня успокоить нежным росчерком языка, диктатом собственного афродизиака по всем нервным сплетениям. Ладонь сжимает мою дрожащую ручку, когда автомобиль уверенно трогается со стоянки.

- Дрожишь. Замерзла?