Воздушные разведчики — глаза фронта

Во время болтания в воздухе Давыдов потерял свои унты и шлемофон, потом все это в самых разных местах нашли пехотинцы. Поскольку дело было зимой, то приземление босиком обошлось ему дорого. Ноги он обморозил и потом два месяца провалялся в госпитале.

В ходе этого же наступления наши войска освободили местную тюрьму, в которой оказался ранее сбитый штурман Николай Самусенко, которого все уже считали погибшим.

После гибели командира эскадрильи капитана Канаева комэском стал Сергей Карманный, но не надолго. После допущенной из-за небрежности аварии с комэсков его сняли, а назначили Ивана Глыгу.

Вот как писал Самусенко: «Глыга по характеру был строже Карманного. Временами допускал излишнюю резкость в обращении с подчиненными» [97, с. 76]. Эта фраза меня нисколько не удивила, так как вспомнился рассказ отца о том, что когда ему довелось впервые лететь с Глыгой на боевое задание, то несмотря на то, что Иван был в то время сержантом, а отец – старшим лейтенантом, Глыга потребовал, чтобы штурман рассказал ему весь маршрут, ответил на ряд каверзных вопросов, связанных со знанием карты. Отца поразила и требовательность молодого летчика, и то, что он сам, оказывается, прекрасно знал маршрут будущего задания. Для основной массы летчиков это было нехарактерно.

Став командиром эскадрильи, Глыга попробовал «подзакрутить гайки».

По приказу командира полка летчики, которые не были запланированы на боевые задания, должны были по очереди тренироваться в полетах под колпаком на самолете У-2.

«Глыга подошел к лежащему на нарах Карманному и официально обратился:

– Товарищ старший лейтенант, поднимитесь! Пойдем тренироваться под колпаком.

– Возьми кого-нибудь другого, – хотел отмахнуться Карманный, – не мешай спать. Я был командиром, тебя не трогал.

– Товарищ старший лейтенант, – повысил голос Глыга. – Я вам приказываю лететь со мной. Будете контролировать мой полет.

Карманный неохотно поднялся и молча пошел за Глыгой на опушку к У-2» [97, c. 77].

Как рассказывал отец, этот полет вошел в устную историю полка. Сначала пилотировал Глыга, а Карманный только подавал команды на разворот. Потом пилотировать под колпаком стал Сергей. Все шло нормально, как вдруг Глыга заметил атакующий их «Мессершмитт», рванул ручку, и самолет сделал такой вираж, что Карманный даже выругался, полагая, что это какой-то очередной педагогический выкрутас Ивана. Осознал он опасность только после того, как Глыга крикнул: «Сбрасывай колпак, сзади мессер.

Как рассказывал отец, будь в кабине один Глыга или Карманный, то, вероятно, они бы выпутались, но эти «два медведя в одной берлоге» постоянно хватались за ручку управления, и дело закончилось тем, что они вмазались в церквушку, вокруг которой хотели повертеться, уходя от атак.

Глыга отделался легкими ушибами, а Карманный получил травму черепа и позвоночника.

Уже после войны, будучи на пенсии, Сергей Семенович с юмором рассказывал о том, что благодаря этой травме он прошел переосвидетельствование в госпитале и стал инвалидом Великой Отечественной войны, со всеми причитающимися ему льготами.

Мне хочется прокомментировать еще один эпизод, но уже из воспоминаний Николая Самусенко:

«На сегодняшний боевый вылет штурманом в экипаж Карманного назначен адъютант эскадрильи старший лейтенант Гримайло. После опробования моторов оружейники подвешивали бомбы, а Карманный со стрелком-радистом Бадяевым стояли за капониром и курили. К ним подошел Минаев:

– Жора, – так неофициально к Карманному обращались все, – пойди к Канаеву, пусть он возьмет к себе Гримайло, а я полечу с тобой.

– А ты не хочешь лететь с начальством? – посмотрел на него Карманный. – Признаться, мне тоже не особенно желательно лететь с начальством. Лады, жди и надейся, пойду договариваться» [97, c. 59].

Этот эпизод исключительно правдив. С начальством летать не любили по двум причинам. Первая, что называется, на поверхности: начальство есть начальство!

Отец рассказывал, что однажды в воздухе он пару раз врезал прицелом молодому летчику, который вздумал погоняться за какой-то немецкой машиной.

С другой стороны, к авиационному начальству было некоторое предубеждение в части того, что оно меньше летало и потому невольно утрачивало свой профессионализм.

В этом плане примечателен эпизод перед вылетом на Иранскую конференцию. Генерал Голованов докладывает Верховному главнокомандующему Сталину, что один самолет с членами делегации поведет сам Голованов, а второй полковник Грачев.

К его удивлению, Сталин предпочитает самолет Грачева, заметив при этом, что полковники летают чаще, чем генерал-полковники.

Это бесспорно, и тем не менее я попробую высказать и другую точку зрения. В первый период войны командный состав авиационных полков состоял из опытных довоенных авиаторов, имевших большую летную практику, которой еще не было у молодых летчиков и штурманов.

Как-то, когда зашел спор о возможности точного бомбометания с пикирования, как рассказывал отец, они с Костей Смирновым утерли нос молодым летчикам и штурманам, точно уложив бомбы.