Вот так мы теперь живем

– Мне Руби по душе такой, – ответил Джон, вытирая руки о штаны и наклоняясь, чтобы его глаза оказались вровень с глазами невесты.

– Очень ей к лицу, а, Джон? – спросил Миксет.

– Глупости какие! – сказала Руби и, круто повернувшись, ушла в другую кухню.

Джон Крамб широко улыбнулся сперва другу, потом старику.

– Вот она вся как есть, – сказал фермер, предоставив влюбленному самому толковать смысл этого туманного изречения.

– И я жду не дождусь, когда она станет моей, – ответил тот.

– Джон верно говорит, – сказал Джо Миксет. – У него дом полная чаша, верно, Джон? И колыбелька есть, и кружечка, и все остальное. Жене Джона будет что есть, когда встанет, и где лечь, когда придет время спать.

Все это он объявил громко, чтобы Руби на кухне услышала.

– Правда твоя, – ответил Джон, снова расплываясь в улыбке. – От мамаши-покойницы добра осталась целая гора.

После этого они умолкли и молчали, пока не вернулась Руби в фартуке и с курицей. За ней шла служанка с блюдом жареного окорока и целой пирамидой капусты. Тогда старик встал, открыл дверцу, ключ от которой носил в заднем кармане штанов, и выставил на стол кувшин эля. Другим ключом он отворил шкапчик и вытащил бутылку джина. Наконец все было готово. Джон Крамб посмотрел на свой стул один раз, другой, но так и не сел.

– Если ты сядешь, я дам тебе чего-нибудь поесть, – сказала Руби.

Когда он сел, она, стоя, разрезала курицу и разложила по тарелкам прочие кушанья. Себе она стул даже не придвинула, и, по всему, этого и не ждали, поскольку никто не пригласил ее сесть.

– Эля или крепкого, мистер Крамб? – спросила она, после того как двое других мужчин сами себе налили.

Он обратил к ней взгляд, полный любви, которая растопила бы сердце амазонки, но вместо ответа только поднял стакан и кивнул на кувшин с элем. Руби налила до краев, с пеной, как он любит. Джон медленно поднес стакан ко рту и вылил, как в бочку. Руби налила снова. Он когда-то был ее женихом, и она намеревалась одаривать его всяческой добротой – кроме любви.

Ели долго – Руби принесла еще окорока и еще капусты, – но по большей части в молчании. Джон Крамб съел всю курицу, что ему положили, и тщательно обглодал кости, только что не проглотил их, затем прикончил вторую тарелку окорока, а после вторую порцию капусты. Пива он больше не просил, но выпивал стакан всякий раз, как Руби его наполняла. Когда с ужином было покончено, Руби ушла на кухню, где вознаградила себя предусмотрительно отложенной куриной косточкой, правда поделившись добычей со служанкой. Ела она стоя, потом сразу принялась мыть посуду. Покуда Руби хлопотала по хозяйству, мужчины молча курили трубки. Так продолжалось около получаса, после чего Руби выскользнула в черную дверь, обошла дом и поднялась к себе в комнату с намерением лечь спать. К укладыванию она приступила в большом страхе, не зная, не приведет ли дед Джона Крамба наверх. При этой мысли Руби замерла и глянула на дверь, прекрасна зная, что щеколды нет. Не ровен час ввалится Джон Крамб после пяти или шести стаканов пива. Да еще Джо Миксета притащит, чтоб говорил за него. Руби прислушалась.

Через полчаса попыхивания трубочкой фермер кликнул внучку, но ответа не получил.

– Куда эта девка запропастилась? – спросил он и медленно двинулся в дальнюю кухню.

Служанка, услышав хозяйские шаги, выбежала во двор и не отзывалась, когда старик открыл черную дверь и принялся орать.

– Вот ведь бесовки! Совсем от рук отбились, – сказал он вслух. – Ну погоди, дождешься ты у меня.

Затем он вернулся к молодым людям.

– Шутки вздумала шутить, – сказал он. – Выпей джина с водой, мистер Крамб, а я пойду ее сыщу.

– Мне только капельку эля, – ответил Джон Крамб, которого исчезновение милой вроде бы ничуть не смутило.

Горько было старику ковылять между капустных грядок. Звать громко он не решался, не желая показать, что девица сбежала, но сердце у него сжималось от ее неблагодарности. Он совершенно не обязан был воспитывать и кормить эту девку. Она ему не дочь. И он предложил ей пятьсот фунтов! «Черти бы ее драли!» – сказал он вслух, направляясь обратно к дому. После долгих поисков старик вернулся на кухню, ведя Руби за руку. Вид у нее был довольно непрезентабельный, поскольку она успела наполовину раздеться, а дед велел ей быстро одеться снова. Но Руби понимала, что надо сказать Джону Крамбу правду – она не станет его женой.

– Ты можешь сказать ему это не хуже меня, дедушка, – заявила она.

На это фермер влепил внучке пощечину и обозвал ее дурой.

– А коли ты так, я не боюсь Джона Крамба, да и никого другого. Только я не считаю, что правильно меня бить.

– Я из тебя душу выколочу, если будешь дурить и дальше, – ответил он.

Наконец она согласилась пойти вниз, и в кухню они вошли вместе.

– Мы поздновато у вас засиделись, мисс, – начал мистер Миксет.

– Дело не в том, мистер Миксет. Если дедушка хочет посидеть с друзьями, я нисколько не против. Я была бы рада, если бы он чаще звал друзей. Готовить для них мне только в радость, но, когда я всех покормила и они курят трубки, я не вижу причин, отчего мне не уйти.