Камнетесы вопросительно взглянули на Отшельника, но тот богобоязненно осматривал заготовку, взволнованно и недоверчиво прощупывая заскорузлыми пальцами каждую складку материала, каждую неудачную зазубрину.
Сейчас он был похож на скрипичных дел мастера, ощупывающего заготовку под скрипку. Вроде бы, все, как надо, все – как всегда. И все же, какие-то сомнения охватывали: неужели эта масса грубой древесины способна будет когда-либо воссоздавать уму непостижимые творения гениев?
– Что ты так прицениваешься? – скептически поинтересовался белорус. – Что облапываешь ее, словно девку на весенней травке?
– Материал понять хочу. Образ уловить…
– Что-что ты хочешь «понять»?
– Материал, материал. Что тут непонятного?
– А что «уловить», какой такой «образ»?! – поинтересовался его собрат.
– Зачем тебе это знать? – недовольно проворчал Отшельник.
– Я к тому, что если еще пару раз пройтись по ней зубилом и изуродовать, то ничерта у них потом не выйдет.
– Не Христос, а чистый ирод – вот что у них из глыбы этой получится, – добавил белорус.
– У кого «у них»?! – хриплым басом возмутился Отшельник. – Статую сотворяют не они, а мы с вами. Наше это… Наша работа, память о нас.
Он оглянулся на безучастно стоявшего неподалеку гауптштурмфюрера Вилли Штубера, но тот методично ударял стеком по голенищу до блеска начищенного сапога и всем своим видом давал понять, что вмешиваться не собирается.
– Какое «наше»?! Что здесь нашего?! – изумился напарник белоруса, приземистый, широкоплечий мужик лет пятидесяти, с искореженной шрамом нижней губой. – Мы здесь рабы, и дело наше – рабское.
– Неужто забыли, сколько великих творений создано было рабами? Потому что не на рабство работали – на вечность.
– Все равно надо бы изуродовать, – возразил «губастый», страшно заикаясь и шепелявя, очевидно, когда-то, во время допросов, ему раздробили челюсть.
– Вы обо мне и камне этом думайте, что хотите. Но если кто-то из вас хоть однажды нанесет неверный удар топором или молотком, того я самолично изуродую! – буквально прорычал Отшельник, обкрошивая пальцами ту часть заготовки, в которой уже чудились ему голова и терновый венок Христа.
Камнетесы приумолкли и только теперь, вспомнив, что неподалеку стоит немецкий офицер, с опаской оглянулись на него.
– Да-да, я слышал весь ваш спор, – неожиданно заговорил этот офицер почти на чистом русском, что поразило их, словно знамение небесное. – Дело не в том, что вы рабы, а в том, что вы – не мастера, а всего лишь жалкие ремесленники. Вы никак не можете понять: все, что здесь делается, принадлежит уже не нам, ибо мы – всего лишь колония термитов, возводящих сей величественный подземный термитник. Оно принадлежит цивилизации, которая будет утверждаться в этих подземельях после нас.
Камнетесы угрюмо молчали, время от времени посматривая то на Штубера, то на Отшельника. В эти минуты оба они в одинаковой мере были ненавистны им. Как, впрочем, и камень, из которого должно появиться распятие.
– В ближайшее время камнетесы подготовят для вас, Отшельник, еще три таких заготовки, – не обращал на них внимания барон фон Штубер. – Завершив работу над ними, вы затем украсите зал торжеств «СС-Франконии» гербом Третьего рейха.
– Никогда не занимался такого вида резьбой… – попытался возразить Отшельник, однако Штубер не пожелал выслушивать его.
– Понимаю, что вы потомственный мастер, и что ваше призвание – распятия.
– Каждый должен делать то, что умеет, – угрюмо оправдал себя Отшельник.
– Я даже предвижу, что найдутся официальные лица, которые будут убеждены, что свастику следовало бы высекать арийцам, лучшим скульпторам Германии. Но, во-первых, лучшие либо бежали за рубеж, либо оказались на фронтах или же погибли в концлагерях. А во-вторых, не следует забывать, что величие империи всегда сотворялось руками рабов. Именно рабов, в этом вы, Отшельник, правы.
– Но затем руками этих же рабов, только уже восставших, они и разрушались
– Опасная мысль, – заметил Штубер. – Хотя и верная. Руками рабов и варваров эти империи создавались и руками же рабов и варваров разрушались. Вы мне все больше нравитесь, Отшельник. Вот почему я не стану спешить с экспериментом, в котором вам отведена та же роль, что и в библейских сказаниях Иисусу Христу.
– Каким еще экспериментом? – Отшельник давно заметил, что отношения его с этим эсэсовским офицером складываются как-то по-особому. Штубер был не менее жесток, чем многие его одетые в мундиры СС соплеменники. Тем не менее в его рассудительном спокойствии находилось место для того, чтобы сохранять некую видимость человечности и даже доверительности.
– По превращению вас в зомби.
– Меня? В зомби?!
– Вам объяснить, что это значит – зомби?
– Уже не нужно. Это – все те нелюди, которыми вы стали заполнять новые выработки, чтобы иметь там исполнительных полумертвецов?