Появление письменной конституции ни в коей мере не означало, что действия правительства будут теперь ограничены этой конституцией. Так же как закон может быть не связан с правительством (lex data) или принят с согласия этого правительства и независимых от него сил (lex rogata), так и конституция может быть навязана людям или согласована с ними. Термин «конституционный» первоначально относился к указам, предписаниям и мандатам, которые были односторонними и вводились римскими императорами своей властью.
Надо отметить, что даже высоко систематизированные кодексы не могли связать руки самодержавным законникам; принимались лишь те из них, что были неотъемлемой частью наложенных на себя ограничений. Правитель, обладавший безраздельной административной, управленческой, юридической, военной и фискальной властью, мог использовать эту власть для принятия любых законов, которые устраивали его самого и его помощников. Выгода и инерция благоприятствовали введению большей части этих законов на неограниченный срок, но абсолютистские режимы могли изменять его нормы в любое удобное для них время, и в истории гидравлических цивилизаций периодически появлялись новые законы и кодексы. Примерами тому служат «Собрание законов» императорского Китая, «Книги законов» Индии, а также административные и юридические труды Византии и исламского Востока.
Изменения в конституции тоже вносились одной стороной. В Китае вся законодательная, исполнительная и судебная власть принадлежала императору. В Индии эпохи индуизма «царь, согласно конституции, имел право принять или отвергнуть законы, которые были приняты во время правления его предшественника»
В исламском обществе халиф, как и все другие верующие, должен был подчиняться священному закону, и в целом он готов был соблюдать это требование, как часть доминирующего в стране порядка. Но он утверждал свою власть, когда находил нужным, создавая (административные) светские суды и руководя ими с помощью специальных декретов (ганунов или сияса). А религиозные судьи, кади, стремились всячески поддерживать правительство, которое назначало и смещало их, когда считало нужным[11].
Так теоретическое отсутствие законодательства изменяло внешний вид, но не сущность исламского абсолютизма. «Халифат… являлся деспотизмом, который вкладывал в руки правителя неограниченную власть»
В этих и других похожих случаях режим представлял собой определенный структурный и оперативный образец или конституцию. Но этот образец не был согласован с народом. Он был навязан сверху, и правители гидравлических стран создавали, поддерживали и совершенствовали его, но не как контролирующие агенты общества, а как его хозяева.
В гидравлическом режиме не бывает независимых центров власти, способных контролировать власть гидравлического режима
Конечно же, отсутствие финального конституционного контроля не обязательно подразумевает отсутствие общественных сил, интересы и намерения которых должно уважать правительство. В большинстве стран постфеодальной Европы абсолютистские режимы были ограничены не столько официальной конституцией, сколько реальной силой землевладельцев-дворян, церковью и городами. В абсолютистской Европе все эти неправительственные силы были организованы политически и умели четко выражать свои идеи. В этом они разительно отличались от представителей землевладельцев, церкви или ремесленников-горожан гидравлического общества.
Некоторые из этих групп на Востоке были малочисленны, а их сознание не развито, и ни одна из них не превратилась в политическую единицу, способную ограничить гидравлический режим. Индийский ученый А. Рангасвами совершенно корректно описывал эту ситуацию, определяя истинный абсолютизм как «форму правления, при которой вся власть находится в руках правителя, и при этом не может быть никакой иной конкурирующей или независимой власти. Люди подчиняются ей по привычке, как и сам правитель, и эта власть по закону может противостоять ему или призывать его к ответу»
Так называемое право на восстание