— Да ничего хорошего в голову не лезет.
— Вы правы, Шарлотта… Вас ждут трудные времена… как и все человечество. Мы терпим поражение. Альянс слишком большой, и мы практически ничего не можем ему противопоставить.
— Все так плохо?
— Все еще хуже, чем вы думаете.
— Сколько? Сколько у нас осталось времени?
— Уже недолго… Возможно, все произойдет еще при нашей жизни, если мы проживем достаточно долго. Наверное, в какой-то мере наш закат будет эффектной и даже торжественной картиной. Когда наступит последний парад, когда Федерация стянет к последнему рубежу все свои тысячи кораблей от самого маленького катера-камикадзе до самого большого старкрейсера, от самой маленькой эскадры до самого большого флота, собрав их в один кулак в огромную армаду… В тот Судный день мы дадим последний, решающий бой. И тогда все боги войны будут стоя аплодировать павшим, благодаря за столь великолепное зрелище!
Силаев сморгнул, сглатывая подошедший к горлу ком, сгоняя нечто, что словно туман застилало его глаза, и увидел Шарлотту, раскрывшую от удивления рот, никак не ожидая такого от адмирала.
— Кх-м… что-то меня на лирику потянуло. Я вас не напугал?
— Нет… но, это действительно звучит ошеломляюще… — выдохнула Шарлотта Кассель. — Я даже увидела все, что вы только что описали… Аж озноб пробрал.
Винсент улыбнулся. Его самого от своих собственных слов словно подвесило в воздухе, стало легко и приятно.
— Извините, просто я немного не в себе…
— Ничего… А вы верите в богов?
— Я суеверен, как и все, наверное, но в богов как в высшую силу не верю. Хотя иногда в какие-то самые опасные мгновения, начинаешь думать, что некто, в честь кого назван твой корабль, оберегает тебя, выводя из самых невероятных передряг.
«Особенно в последнем случае…» — подумал адмирал.
— А что потом будет с человечеством, ну, после… после Судного дня?
— Ничего хорошего. Мы проиграем… перевес сил на стороне чужих, нас растопчут. Нас будут гонять до тех пор, пока мы не исчезнем без следа, оставшись в памяти рас Альянса только в качестве ночного кошмара…
— Мне показалось, вы были против, чтобы нас втянули в войну.
— Вам не откажешь в проницательности. Но вы все равно так или иначе вступили бы в войну со всеми вытекающими последствиями, я уже говорил вам… И вместо мгновенного уничтожения вас флотом Альянса в течение нескольких месяцев, мы просто продлим вашу агонию на несколько десятилетий в совместной борьбе, до того момента, как погибнем сами, и вы погибните вместе с нами.
— Значит, все зря?
— В каком-то смысле — да. От них не убежать, их слишком много, да и некуда. С ними уже не договориться, так как идет война на уничтожение…
Винсент замолчал, чувствуя, что вот-вот сомлеет рядом с этой журналисткой. «Да, я уже готов», — мысленно махнул рукой Винсент. Хотелось говорить и говорить, неважно о чем, лишь бы она была рядом.
— Ну все, мне пора на дежурство. Простите, что загрузил вас таким упадническим настроением, за которое КЕК, узнай они, промыли бы мне мозги. Но я старший офицер, и мне нельзя промывать мозги, чтобы я ненароком не забыл чего-нибудь важного в профессиональном плане. Заболтался я что-то…
— Ничего… — слегка ошалела от всего услышанного Шарлотта, и возбуждение накатило на нее. — Может, покажете мне вашу каюту? Это ведь по пути?
— Как пожелаете… — пожал плечами Силаев.
«Пожалуй, я слишком много коньяку плеснул в чай», — усмехнулся Винсент, коря себя за словесную несдержанность. Такого с ним никогда не было.
— Вот, каюта как каюта, — показал Винсент.
— Хотите, я вам кое в чем признаюсь? — сказала Шарлотта, вплотную приблизившись к адмиралу.
— В чем же?
— Я хочу затащить вас в постель.
— Зачем? Чтобы выпытать из меня военные тайны? — усмехнулся Силаев.
— Нет. Потому что этого не пытаетесь сделать вы.
— И вы этим оскорблены?…
— Что-то вроде того.
Винсент и не подозревал, что может быть таким страстным. Одежда летела во все стороны, немногочисленные предметы, стоявшие на столике и полке, полетели на пол, сбитые в порыве страсти. На мостике поняли, что происходит, — один из офицеров видел, что парочка вошла в каюту адмирала, — и потому командира корабля не беспокоили по поводу его отсутствия на рабочем месте.
Когда страсти улеглись и к Винсенту вернулась способность мыслить логически, в голову полезли всякие предательские мысли об истинных причинах такого поведения Шарлотты. Думать об этом было неприятно и хотелось верить, что это не так.
«Хочет спастись, использовав меня, — думал он. — Что ж, оно и понятно. Это так, даже если она сама не осознает это. А с другой стороны, почему бы ее и не спасти? Тем более что она весьма в моем вкусе».
— Хочешь, угадаю, о чем ты сейчас думаешь? — вдруг спросила Шарлотта.
— И о чем же?
— С чего это я к тебе запрыгнула в постель, да?
«А она еще и умна, — усмехнулся Винсент. — Это очень хорошо».
— Признаться, я предпочел бы не говорить на эту тему и не портить этот, возможно последний, вечер… в нашей жизни.
— А все же?