Пройти, но не перешагнуть
Порог, а только стать у двери
Шаг в будущее и забудь
Про лучшие свои потери!
…..
Судьба теряется в судьбе
Пустой, как комната пустая.
Шаг в будущее — шаг к себе.
Какая истина простая.
Древние горы Суншань. Легендой и явью опаленные стены старого Шаолиньсу. От времени и постоянного безмолвия полуразваливишиеся строения потемнели, приняли землистый оттенок. Давно, несколько веков здесь никто не живет Есть привратник: неизвестно, как и почему присутствует при храме усопшем. Но есть.
В предыдущие годы любопытным и посетителям открывал скрипучие, покосившиеся ворота какой-нибудь дед, гордо носящий следы ранений и увечий. Как они жили, никто не знал, да и не интересовался. Только ясные волевые глаза подсказывали наиболее пытливым о том, что перед ними мудрый воин, не потерявший для своих лет стройность осанки и цепкость верного слова. Они снисходительно и добро поглядывали на посетителей, как бы говоря, что пришедшие — новички в жизни, что тепло их существования сыграло с ними неважную роль и что пригодны они лишь на то, чтобы пройти по миру без следа.
Старый, обгоревший монастырь. Его свято чтут, оберегают как последнюю реликвию, родоначальницу боевого искусства Востока, центра по совершенствованию мудрейших приемов из арсеналов возможного для человека. Кропотливейшие достижения прикладного искусства, боевых возможностей человеческой психики.
Опасались монастыря и могущественные правители Срединной, и жестокие завоеватели-иноземцы. Недаром, при первой возможности, они обрушивали карающие удары по узлу подготовки организаторов восстаний. Искоренить кровно опасную оппозицию было их главным делом. Но то, что шло из недр народных, нельзя было ни уничтожить, ни предать забвению. Тот, первый Шаолиньсу после ожесточенных схваток переместился в провинцию Хунань, княжество Вэй. Теперь оттуда исходили угрозы притеснителям народа. Ни на день не утихали в Поднебесной бунты и стихийные взрывные восстания против угнетателей. Шаолиньсу жил и готовил кадры для новых выступлений. Был потом и третий Шаолиньсу, готовивший свое слово против иноземцев-колонизаторов нового времени. Но к этому моменту боевые возможности сабли и топора заменились быстродействующим преимуществом огнестрельного оружия. Эффективность сопротивления старых школ понизилась. Карательные и репрессивные меры власть имущих стали губительнее. Обстоятельства вынудили руководителей тайных братств отойти в глубь Срединной: исчезнуть с глаз центральных властей. Подальше, в высокие малозаселенные горы Запада. Время растворило в подоплеке событий известия о них. Иные ветры тревожили мир, новые веяния охватывали умы мудрецов. Дорога к равенству, справедливости искала новые пути. Иные законы общественного развития открывала история. Мистические перевоплощения, тайность, оккультные ценности, пророческие видения, религиозные экзальтации отходили в прошлое. Борьба масс, борьба миллионов выходила на первые места в грандиозной битве народов за счастье и свободу. Знание двигало вперед борьбу.
Отшумели ветры народных выступлений средних веков и нового времени. Приспущены знамена. Но не померк дух продолжателей великого дела. Ревностно хранят они обычаи и традиции братских обществ, свою историю, свою память.
Здесь, у вековых стен Шаолиньсу, следуя памяти и заповедям мудрых предков, принимают потомки важнейшие решения, необходимые для дальнейшего существования боевого братства. Здесь, в труднодоступных, заброшенных местах, вдали от неприятельского уха, собираются монахи: члены-сектанты средневекового общества «Байляньцзяо» — Белого Лотоса, одного из его течений — «Син и».[5]
Вот они — немногим более двухсот человек, представителей монастырей одного течения боевого искусства — сидели серьезно на стылой земле и внимали словам настоятеля Шао.
Немного в стороне сидел такой же древний, но с прямой осанкой патриарх-ересиарх «Направленной воли» Фу Цинь. Столетний старец со светлыми глазами, необычайно кроткий в разговоре и с непререкаемым авторитетом наставника, продолжателя и хранителя боевых секретов мудрецов прошлого, — боевого искусства У-шу.
Сухие, жилистые руки всегда держали небольшую связку игрушечных приспособлений холодного оружия: мечи, сабли, кинжалы, ножи, стилеты, копья, алебарды, трезубцы, палицы, секиры, косы, топоры, серпы, нунчаки,[6] звездочки, шестоперы, клевцы, арбалеты и еще невесть какие несуразные приспособления, непонятные уму постороннего. Он их всегда перебирал в руках, как араб или индус свои четки. Всего их было тридцать три.
На небольшом возвышении у самой стены медленно выговаривал свое настоятель. Его голос, глухой, скорбный, тяжело рассеивался в рядах присутствующих и настороженно застывал в темнеющем эфире вечерней зари.