— А куда ему бежать? — возбудил полемику Чан. — Он одинок. В любой стране не будет принят, как не имеющий ни документов, ни верного прошлого. А здесь, в горах… Китай, вдобавок, такая перенаселенная страна, что проще иголку в стогу сена искать, чем блуждающего человека. Кстати, вознаграждение за его нейтрализацию выделено.
— Вот она, истина гнилого общества, — в гневе воскликнул настоятель, — жестокая, неоформленная, непрощающая. Сначала миллион, чтобы заиметь. Потом миллион, чтобы убить. Грешное племя. Ради чего живем? К чему стремимся? Облагораживаем гнусность. Жизнь первой секунды. Вторая не в счет. Третья, как получится. На четвертую наплевать. Пятую уже не ждем. Шестая не нужна. Рок мгновенного бытия. И так тысячелетия. Не долго протянет человечество. Момент руководит всем ходом истории. История — падчерица в руках тщеславных и больных разумом. А то, что мальчик завтра может во сто крот оказаться полезнее для людей, уже никого не интересует, никого не останавливает давящая несправедливость. Он виновен, и все. Виновен — значит смерти достоин. Виновен, значит можно заплатить больше палачу, лишь бы заглушить совесть, лишь бы приговор не обсуждался. Самое обыкновенное убийство вы готовите. Нечестное. Подлое. — Дэ разошелся, как на брифинге. Желчно, с обиженной злобой бросал слова, давая волю накопившейся горечи. — Причину своей тупости, ограниченности, карьерного момента, виновности пытаются скрыть в трупе. Старая, никогда не оправдывающая себя порочная практика. К какой пропасти небытия ведет человека его разум? Где граница успокоения? Где он остановится, задумается над суть сущим?
Чан страдальчески оперся головой на руки. Ему было искренне жаль философа.
— Ничего, Дэ, мы с вами не изменим. Нам остается подчиняться моменту. В наших силах, по возможности, тоже обман, может, в лучшую сторону. Может. — Смотря с какой стороны подходить. Нет идеальной точки видения.
— Не обманывайте себя. Не закапывайте голову в песок. Вы не глупы. Есть такая точка. Есть. Лицо праведной истины. Если бы человек не думал только о своей плоти, все было бы правдивей, искренней. А так, ложь переплетается с гнустностью, непорядочностью, лицемерием, бесстыдством. Ложь валит правду. И это все человек. Зачем он тогда? Зачем: если двое копают яму друг другу, двое подпиливают сук, на котором сидят. Не жизнь — подлость по расчету.
— Наверное, оно так и есть, почтенный отец. Но сейчас лучше не мечтать об утопии. Совесть тех, кто действует, не сжимается в мучуящий комок сомнений, Против них нужна сила. Сила действия. Должен дополнить: в последние годы спецслужбы имели мало успехов, поэтому будут стремиться отыграться на подвернувшемся случае. Кожаным верхам ничего не стоит многие провалы списать на него. Объявят врагом «номер один» и тогда думай — не думай, а действительность припрет к стенке, и сказать будет нечего. Разведчик тяжело поднялся.
— Кланяюсь вам, мудрый отец, действуйте осмотрительно. Если агента никто не увидит, мы сможем быть верткими. Опасайтесь газетчиков. Если Рус исчезнет за кордон, то все остальное покроется архивной пылью. Прощайте, благие мыслители.
— Спасибо за откровенность, — поклонился Дэ.
Настоятель остался в комнате, отрешенно уставившись в одну точку. Неслышно вошел Коу Кусин. Сел рядом.
— Нет причин для особых тревог. Я слушал вас, все идет нормально.
— Пока не случится непоправимое, все кажется нормальным.
— И все же Чану видней чиновничья кухня. Приезжал он не только высказать соболезнования. Чан — опытный разведчик, но думаю, что и он не подозревает, что мы представляем как организация.
Дэ принял прежнее лицо.
— Десять тысяч раз прав Ван. Он сердцем понял, какая опасность грозит Русу. Мы с тобой всегда ждем той минуты, которая не оставляет сомнений. После слов полковника мне все видится в мрачных тонах. Теперь нет места медлительности. Пора принимать решительные меры. Если Рус опережает их на сутки, все остальное зависит от нас.
— Руса нужно отправить за границу года на три. С учетом затихания революции многое переменится. К тому времени Рус никому нужен не будет.
— Но сейчас мы тоже на привязи. Мы не знаем, где Рус, где проходит его путь.
— От Вана скоро должен быть человек.
— Надо собирать старейшин, патриарха.
— Будут.
— Вы не заметили, что Чан всегда один приезжает?
— Серьезный противник. Среди спесивого офицерья непривычно видеть одаренных людей.
— Надо держать с ним контакт — не чужой!
— Скромный, умный, могущественный.
Первый раз Дэ улыбнулся.
— Готовьте людей, Коу, приступаем.
Карающий поклонился и тенью призрака исчез в проеме двери.
Дэ остался. Тяжелые мысли еще долго бродили по его напряженному лику.
Глава пятая
ЕРЕСИАРХ