Воскрешение Лазаря

Я, писала Ната Коле, и скандалила, и на жалость била, делала это отнюдь не потому, что считала, что перед тобой из-за Ильи виновата, а потому, что некоторые твои мысли казались мне и интересными, и важными. Знаю, ты не мне их писал, мое мнение совсем тебя не интересует, я лишь формальный адресат, моего в тех письмах нет, только обращение. Даже слова, которыми ты каждый раз объясняешься в любви, тоже адресованы Феогносту. Ты ему объясняешься, перед ним замаливаешь свой грех, каешься, что струсил, бросил его на полдороги. Катя сначала не желала со мной разговаривать и на письма отвечала до крайности сухо, короткими отписками, из которых понять ничего было нельзя, но постепенно я от нее многого добилась, наверное, помогло то, что у них там в Перми и в Сызрани начались немалые неприятности.

Похоже, что с юродством у Феогноста получается плохо. Епископская кафедра - его место, он вообще, как мы оба знаем, по природе вождь, и быть самым малым из детей Божьих ему удается с трудом. Божий человек, юродивый, это ведь такая малость, которая ничего из сотворенного ни изменить, ни истолковать не в состоянии, что в него вошло, ровно то и вышло. Хоть ты и пытался мне всегда объяснить, что истинное назначение человека, причина его появления в мире быть достойным собеседником Бога, для Феогноста это, может быть, и правда, а юродивый - другая статья. В этом и беда. Как бы Феогност ни хотел - так служить Господу он не способен. Вообще у них там очень плохо, Катя в ужасе и не знает, что делать. Ей кажется, что вот-вот случится непоправимое. Чего она конкретно боится, Катя не пишет, только как баба ужасается и ужасается. Правда, по причине невзгод писать она стала куда подробнее и даже отвечает на вопросы, которые я ей задаю. Раньше мы были не нужны, а сейчас, когда мир рушится, она вспомнила, что как ни посмотри, ближе тебя и меня у них людей нет. Друг закадычный Судобов ведь выгнал их в конце концов на улицу. В общем, я поняла, что письма твои она Феогносту передает, во всяком случае, теперь точно передает, что было прежде, ручаться не могу. Феогност их внимательно читает, она сама это видела, но по сути никогда не высказывается. Впрочем, он ни разу в жизни, это ее собственные слова, на богословские темы с ней не разговаривал. Так что пока одобрения и поощрения я для тебя не добилась, но если и в самом деле ты хочешь одного, чтобы он это прочел, и большего тебе не надо - это ты имеешь.

В следующем письме Ната ему писала: две недели назад я тебе уже говорила, что за Ильей в Ленинград не поеду, но точно сказать, что со мной будет дальше, пока не могу, не знаю сама. За эти десять дней я более или менее определилась. Катя в своих последних письмах кликушествовала, намекала чуть ли не на самоубийство. Мы с тобой оба понимаем, что такое для Феогноста наложить на себя руки. Это конец всего - и здешней жизни, и последующей. И вот я, все взвесив, решила, что должна ехать в Сызрань и попытаться его спасти. Илью насчет своих планов я в известность поставила, и он удерживать меня не стал. Остаешься ты. Когда-то я не сразу всерьез приняла обвинение, что наш с тобой брак тебя спас, поднял, а Феогноста отправил прямо на дно, что только ради меня, только на моих глазах он был готов и ему хватило бы сил стать спасителем русской церкви. Все это казалось словами, бессмысленным преувеличением, возможно, вы оба и вправду так устроены, но мне понять это и принять было нелегко.

И читать тоже было не очень приятно, хотя ты и писал как бы меня благодаря, но по сути же - обвинял. Говорил, что единственная причина Феогностовых бед - я. Теперь, все обдумав, я еду спасать то, что еще можно спасти. Главой русской церкви я сделать Феогноста, естественно, не в состоянии, но женой, если он, конечно, захочет, буду верной. Я ставлю в известность о моих планах потому, что хорошо понимаю, какой удар, если в твоих письмах есть хоть капля правды, это для тебя. Боюсь, ты теперь начнешь мне писать, что, уходя к Феогносту, я гублю Россию, лишившись меня, ты никуда дальше не пойдешь, а без этого Россия, ясное дело, погибнет в одночасье. Я пишу безо всякой иронии, уверена, что так и будет, и хочу, чтоб ты знал: мне очень и очень жаль, что так получается, и я совсем не хочу никого губить. Но Россия для меня это все же слишком велико... что я, оставаясь твоей женой, спасаю Россию, почувствовать это я как-то не в состоянии, а вот спасти конкретного Феогноста, которого я когда-то любила и которому принесла столько зла, это я охватить могу. Я баба, и это мой уровень.