Так бывает во времена, которые я называю мирными, - писал Серегин, милость, снисхождение Господа, пройдя через эту линзу, достигает нас тогда целиком, без искажения, не ослабнув, даже усилившись, почему мы и живы. Но случаются совсем плохие годы, когда палача от жертвы часто не отличить. Многие жертвы прежде были палачами, теперь же они оказались рядом с теми, кого убили. И здесь им невыносимо. В них самих разгорается чудовищная ненависть - борются друг с другом палач и жертва, и то одна сторона, то другая берет верх. На небе начинаются те же нестроения, что на земле, и Господь, глядя тогда на наш мир, видит его, как сквозь вьюгу, искаженным, мятущимся. Темные и светлые полосы кружатся, сбивают друг друга, и сделать ничего нельзя. Начинаются годы смут, революций, гражданских войн, и они могут длиться долго, пока на полпути к Богу - люди, в которых столь тесно сплелось добро и зло, невинно убиенные и убийцы. Похожая эпоха, писал Серегин, выпала на нашу долю, и продлится она не меньше пятидесяти лет, значит, примерно до конца века. Соответственно, до конца века Господь, не видя нас ясно, почти устранится от попечения над миром.
Третья работа Серегина называется "Первородный грех" и на две трети дублирует одно из Колиных писем жене. Коля писал пятнадцатью годами раньше, но я не сомневаюсь, что оба они шли независимо. Серегин пишет, что конечно, Адам и Ева, съев плод с древа познания добра и зла, нарушили запрет Господа, согрешили, и их грех определил всю дальнейшую историю человеческого рода. Стал матерью и повивальной бабкой его мук, страданий. Однако не стоит преувеличивать гнева Господа. Господь хорошо понимал, что грех наших предков был грехом непослушания, маленьким детским грехом, понимал, что Адам молод и глуп да еще вдобавок был соблазнен змеем.
В сущности, изгнания из рая не было. Просто согрешивший человек не мог оставаться в раю по самой природе рая и природе греха, но главное, съев плод с древа познания, Адам попал в глубокую колею и выбраться из нее уже не мог. Он пошел в мир, чтобы его познать, познать добро и зло, и больше свернуть ему было некуда. Зимой так катишься с горы на санках. Господь обо всем его предупреждал и предостерегал. Конечно, когда-то Адам должен был отведать плод с райского дерева, но не сейчас и не скоро. Дальше же никто был не волен - ни человек, ни Господь. Он - человек, он имел право выбора, и он выбрал.
А комментарий, в котором говорится, что Адам из рая был Господом изгнан, писал Серегин, возник много позже, когда люди, сполна наевшиеся познанием, доверху нахлебавшиеся злом и горем, стали думать: зачем им все это, неужели рая Адаму было мало?
О следующей серегинской работе, она называется "Голгофа", я еще до Моршанского слышал от Кротова. Он рассказывал, что она широко ходила по лагерю и многими считалась не просто еретической, но и кощунственной: именно из-за нее православные клирики наотрез отказались исповедать умиравшего Серегина. В "Голгофе" он среди прочих высказал и пытался обосновать мысль, действительно лежащую далеко от канона. Серегин предположил, что тогда в Палестине Христос искупил первородный грех человека и той жизнью, какой Он, Бог, жил на земле: бесконечным смирением, добротой; тем, что народ, к которому Он был послан, Его не принял, крестной мукой, но и признав, что мир, созданный Богом, несовершенен. Сотворенный в первые семь дней, он не имел изъянов, был хорош, однако когда в него попал человек со своим грехом, со своим горем, бедами, выяснилось вдруг, что спастись в нем почти немыслимо. Слишком он сложен.
В нем, будто в критском лабиринте, оказались тысячи тысяч всяких закоулков, всяких дыр и щелей, куда пряталось зло, да и без тайников зло очень быстро научилось маскироваться под добро, научилось срастаться с ним, так что уже и не разберешь, где кончается одно и начинается другое. Не поймешь, чем их разъединить. Зло ловко объясняло человеку, что без него, зла, не было бы и добра, и человек, который тяжко жил и тяжко - с раннего утра до ночи работал, как и заповедал Господь, в поте лица добывая свой хлеб, жена которого тоже, как заповедал Господь, в муках рожала, человек, чей век был короток и полон болезней, не находился, что ответить, что возразить, - и отступал. То есть Христос тогда на кресте не просто искупил человеческий грех, но и часть его взял на Себя, Себя Самого признал в нем виновным.