Ворожея

- Сестры сказывают, степняк, что Ашаном зовется у своих. Да только та, что у самой кромки встречала их, говорит, видала его и раньше. Многими зимами прежде. Она помнит, потому как кровь не обманешь ни именем чужим, ни оборотом часу. У каждого своя, пахнет особенно. А уж на вкус... он тогда именем другим звался. Лесным.

- Лесным? - Переспросила Чародейка.

- Так, лесным. Роговладом. Сестра говорит, не спутает его. Она ж его тогда и выпить могла, если бы не маткина науза. В них сила заемная, много. Тебе известно...

И Чародейка оступилась, споткнувшись лапой рыжей о лесную корягу. Возможно ли такое? Только беленицы не солгут. И, значит, со степняком тем повидаться надобно ей. Потому как покой ее тише, когда в склеп родовой не только отца бояре снесут. Но и сына.

- Встретьте гостей незваных, да пир устройте себе.

И беленица поклонилась Госпоже, а огненная рысь скрылась за деревьями.

***

Гай истратился почти сразу. Открыть пространство, разорвав то на куски, да провести по нему человека - это ведь силы требует. И подпитки. Оно-то и в былые времена подпитку ту Чародейка жизнью чужой дарила. Тут же...

Малец дался Ворожебнику тяжко, а уж эти двое. И спорить с ними не хватало терпенья, отчего Гай и сказал только:

- Будь здоров.

И тот, что чихнул от пыли, резко насторожился. Запахло яростью, гневом и еще чем-то, о чем ему, Гаю, и думать не хотелось. Потому как сил отвечать на удар не осталось. А кулак пришелся прямо в лицо. И Ворожебник разом ощутил, как по скуле ползет обычный такой синец, что и не синец пока, но кровоподтек. Это ж если б лекаря сейчас, он остановил бы. Или силы заемной...

Рыжий глянул внутрь себя. Сил не осталось. Вовсе.

А кулак охотника уж снова у лица. И останавливается голосом нежным, что до сих пор болью в душе зовется:

- Погоди...

Заринка. Защищает его, жалея. Хоть и принес он боли девке простой. А вот, верно, простила, раз не дает загубить. Или все же нет?

- Остановись, Свят. Он вывел нас. Если б хотел убить, не тратился бы на то.

Но кулак снова остановился на скуле, озарив рыжего жгучим столпом искр. И лишь тогда охотник удовлетворенно произносит:

- Это ему за то, что посмел обидеть. За костер, на который свели. А теперь... не лезь, Нег! До тебя час вот тоже дойдет! Говори, Ворожебник!

Кажется, малец обиделся, потому как горечью потянуло знатно. И тот, что звался Негом, хлюпнул носом. А Гая трясануло. Ему бы поверить, что это от удара катапульт по стенам красным, если бы не сам над избою полог защитный оставлял. Значит, снова охотник.

Только ведь тот в своем праве, потому как... костер? Стало быть, вот как отплатила Чародейка за его услуги?

- Погоди... - Он силился сказать Святу что-то еще, но тьма охватывала его все сильнее. И мрак обнимал за плечи крепко. Баюкали, отчего ему, Гаю, становилось уютно. Спокойно. И тихо. А то, что, быть может, в этот самый миг жизнь его обрывалась, больше не тревожило Ворожебника. Потому как, видно, он и так был мертв.

...Сколько часу он провел в беспамятстве, Гай не знал. Разумел только, что долго. Потому как усталость отступила, оставив лишь опустошение. А в желудке противно заурчало. О еде-то он и не подумал, дурак. И если не подкрепиться...

Время возвращалось. Как и пространство. И тянули с собою голоса, что спорили:

- Ты не знаешь его, Нег! - Свят старался не кричать, но вот выходило у него погано. И малец уже не шмыгал носом, но явно ревел. А ведь и проступка-то было...

- Он помог мне! - Нежег-Нег пытался оправдываться, но получалось у него дурно. И если бы не Заринка, быть беде. Но нежный голос снова останавливал охотника. И тот поддавался:

- Хорошо, спас. Только что дальше?

- А я почто? - Мальчуган казался обиженным. - Ворожебник сказал, нити собрать нужно. Для фермуара. Какого? Я не знаю! Если б ты не ярился так, Свят, он бы сейчас сам сказал!

Насчет мальца Гай не ошибся: в том сила жила. Ворожебная. И та, другая. Которая только мужского толку бывает. Рыжий улыбнулся про себя: еще зим этак с пять, и в нем воевода будущий проснется. Замест батьки. А потом...

Нега надо было выручать, и Гай отозвался:

- Погоди малого мучить. Я объясню.

Снова запахло яростью и злостью. И рыжий устало предупредил: