Воронята

Калла вскинула бровь, а Персефона зачем-то дернула ниточку своих кружевных чулок.

— И что же вы будете делать? — спросила Блю. — Искать моего отца? Гадать по видению в воде?

Мора перестала покачивать стакан.

— Ну, уж, конечно, не болтаться с Ганси.

По крайней мере, Блю не поколебалась в уверенности насчет того, что мать никогда не лжет ей.

Она просто ничего не говорит.

Глава 28

— Почему ты решил ехать в церковь? — спросила Блю, устроившись на пассажирском сиденье «Камаро». Ей как-то не доводилось прежде ездить на переднем сиденье, и сейчас ощущение автомобиля как набора из нескольких тысяч деталей, стремительно движущихся по своим собственным правилам, было у нее особенно ярким.

Ганси, удобно расположившийся за рулем, — на ногах у него были мокасины, а глаза закрывали дорогие солнечные очки — ответил не сразу.

— Сам не знаю. Потому что она находится на линии, но не так, как… как этот самый неведомо какой Кейбсуотер. Прежде чем мы снова отправимся туда, нужно будет разузнать о нем побольше.

— Потому что это почти то же самое, что заявиться в чье-нибудь жилище. — Блю старалась не смотреть на ноги Ганси, обутые в мягкие мокасины для занятий греблей; ей было легче иметь с ним дело, когда она не думала о его обуви.

— Точно! Именно так я и думаю. — Он ткнул в ее сторону пальцем, как указывал на Адама, когда тот говорил что-то, заслуживающее одобрения. И тут же снова положил ладонь на рычаг коробки передач, чтобы он не дергался.

Сама идея того, что деревья — это мыслящие существа, способные разговаривать, до дрожи волновала Блю. И еще то, что они знают ее.

— Поверни здесь! — приказала Блю, заметив, что Ганси вознамерился проехать мимо развалин церкви. Широко улыбнувшись, он повернул руль и одновременно сбросил передачи сразу на несколько делений. Шины коротким визгом выразили свой протест, и машина свернула на заросшую травой дорожку. Во время поворота бардачок открылся, и его содержимое высыпалось Блю на колени.

— Почему вообще ты ездишь на этой машине? — спросила она. Ганси выключил зажигание, но в ее ногах еще оставалось ощущение вибрации.

— Потому что это классика, — чуть надменно ответил он. — Потому что она единственная в своем роде.

— Но это же просто рухлядь. Разве не существует уникальной классики, которая не… — Блю продемонстрировала, что имела в виду, несколько раз безуспешно хлопнув дверцей перчаточного ящика. Она вернула его содержимое на место, и, как только ей показалось, что дверца закрылась, бардачок вновь изверг свое содержимое ей на колени.

— О, конечно, — сказал Ганси, и ей показалось, что в его голосе прозвучала жесткая нотка. Нет, не возмущение, а ирония. Он сунул в рот листочек мяты и вылез из машины.

Блю положила в бардачок документы на машину и кусочек говяжьей бастурмы незапамятной давности, а потом уставилась на третий предмет, оказавшийся у нее на коленях — «ЭпиПен», шприц с лекарством, предназначенным для того, чтобы запустить сердце, остановившееся из-за внезапного аллергического шока. В отличие от бастурмы он, судя по дате, был совсем свежим.

— Чье это? — спросила она.

Ганси стоял около машины, держа в руке свой анализатор электромагнитного поля, и потягивался, словно просидел за рулем не 30 минут, а несколько часов. Она обратила внимание на рельефные мышцы его рук; это скорее всего имело отношение к гребной команде Эглайонби, наклейка с эмблемой которой украшала крышку бардачка. Оглянувшись, он небрежно бросил:

— Мое. Нажми на защелку вправо, и дверка закроется.

Блю сделала, как он посоветовал, и, конечно, перчаточный ящик, в котором лежал «ЭпиПен», прекрасно закрылся.

Ганси, не отходя от двери, запрокинув голову, смотрел на грозовые облака: живые создания, движущиеся башни. В дальней дали они почти сливались с синими гранями гор. Дорога, по которой они приехали, походила на сдвоенную сине-голубую реку, убегавшую, извиваясь, в сторону города. Косой солнечный свет был очень необычен: желтый, густой, насыщенный влажностью. И не было слышно ни звука, кроме щебетания птиц и ленивого погромыхивания отдаленного грома.

— Надеюсь, погода не испортится, — сказал Ганси.

Он зашагал к руинам церкви. Вот как, — сделала открытие Блю, — шагая, он преодолевает пространство. Простая ходьба — для простых людей.

Стоя рядом с ним, заметила, что при дневном свете церковь выглядит куда более зловещей, чем казалась, когда она бывала здесь раньше. Тянулись к солнцу выросшие за разрушенными стенами достававшая до колен трава и деревья ростом с Блю. Не было никаких признаков того, что когда-то здесь имелась кафедра и бывали на службах прихожане. Все это место было насыщено унынием и бессмысленностью: смертью без загробной жизни.

Она вспомнила, как несколько недель тому назад стояла тут рядом с Нив, и подумала, действительно ли Нив искала ее отца, и если да, то что она собиралась делать с ним, если найдет. Еще она вспомнила о духах, входивших в церковь, и подумала, что Ганси…

Ганси сказал:

— Такое впечатление, будто я уже был здесь.