Воронята

— Я наступил на гнездо. — Он прищурился, как это часто делают те, кто хочет казаться непринужденным, но было ясно, что никакой непринужденности в этом его рассказе нет и в помине. — Шершни, как ты и сказала. Они гнездятся в земле. Но ты и сама это знаешь. А я тогда не знал. Сначала я почувствовал небольшой укол сквозь носок. Я подумал, что наступил на колючку, — их там было множество, этакие зеленые длинные плети, — но тут же почувствовал второй укол. Знаешь, это было почти не больно.

Блю почувствовала, как к горлу подкатился тошнотный комок.

— А потом, — продолжал Ганси, — я почувствовал укол еще и в руку и, когда догадался отскочить в сторону, наконец-то увидел их. Они облепили мои руки до самых плеч.

Каким-то образом ему удалось перенести ее самое туда, заставить ее собственными глазами сделать это открытие. Сердце Блю замерло, отравленное ядом.

— И что же ты сделал? — спросила она.

— Я знал, что уже умер. Я знал, что уже умер, еще до того, как тело почувствовало, что с ним что-то не так. Потому что я оказался в больнице после того, как меня ужалила одна пчела или кто там, а в тот раз — не меньше сотни. Они были у меня в волосах, Блю, они были у меня в ушах.

— Ты испугался? — спросила она.

Ему не нужно было отвечать. Она увидела ответ в его глазах, вдруг сделавшихся пустыми.

— И что же случилось?

— Я умер, — сказал он. — Я почувствовал, как мое сердце остановилось. А шершни не обратили на это никакого внимания. Они продолжали жалить меня мертвого. — Ганси умолк. Потом сказал: — А вот это самая трудная часть.

— А это я больше всего люблю, — отозвалась Блю. Вокруг возвышались неподвижные беззвучные деревья, тишину нарушали только раскаты грома. Блю стало немного стыдно, и она, чуть помолчав, добавила: — Извини, я не хотела… просто вся моя жизнь — это сплошные «трудные части». Я вовсе не смеюсь над тобой.

Он медленно выдохнул.

— Я услышал голос. Шепот. Никогда не забуду, что он сказал. Он сказал: «Ты будешь жить волей Глендура. На силовой линии умирает человек, который должен был жить, и значит, ты останешься жить, хотя должен умереть».

Блю даже не дышала. Воздух вокруг них словно сгустился.

— Я рассказал Хелен. Она сказала, что это была галлюцинация. — Ганси отбросил с лица болтающуюся лозу. Кусты здесь росли гуще, деревья стояли чаще. Наверное, пора было возвращаться. Голос Ганси звучал необычно. Строго и уверенно. — Это не была галлюцинация. — Рядом с Блю сейчас был тот Ганси, который делал записи в ежедневнике. Правда рассказа, его магия полностью захватили ее.

Она спросила:

— И этого хватило для того, чтобы ты посвятил свою жизнь поискам Глендура?

— Разве мог Артур не отправиться на поиски Грааля, — ответил Ганси, — узнав, что он существует?

Над ними снова прогремел гром — рычание невидимого голодного зверя.

— Это не весь ответ, — сказала Блю.

Не глядя на нее, он ответил страшным голосом:

— Блю, мне это необходимо.

Все лампочки на его анализаторе электромагнитных частот вдруг погасли.

Чувствуя в равной степени облегчение от того, что можно вернуть разговор на твердую почву, и разочарование от того, что встреча с настоящим Ганси внезапно прервалась и заглянуть в него поглубже не удалось, Блю потрогала прибор.

— Может быть, мы с линии сошли?

Они вернулись на несколько шагов назад, но огоньки так и не зажглись.

— Или у него батарейка села, — предположила Блю.

— Я не знаю, как ее проверить. — Ганси выключил прибор, потом снова включил.

Блю протянула руку, и, как только она взяла прибор у Ганси, лампочки снова вспыхнули красным. Они не мигали, а непрерывно светились. Блю повернулась в одну сторону, в другую. Слева оранжевый. Справа красный.

Они переглянулись.

— Возьми машинку, — сказала Блю.

Но как только Ганси прикоснулся к прибору, лампочки вновь погасли. Когда прозвучал очередной раскат грома — бурлящий, чарующий, — она почувствовала, что в ней поднялась дрожь, которая так и не прекратилась после того, как звук затих.

— Я все же думаю, что этому должно быть логическое объяснение, — сказал Ганси. — Но такого не бывало всю неделю.

Блю тоже думала, что логическое объяснение должно быть, и, больше того, думала, что нашла его: Блю усиливала подобные вещи. Правда, она не могла даже представить, что именно усиливает в этот момент. Воздух снова задрожал от раската грома. Тучи уже полностью закрыли солнце. И вокруг остался только тяжелый зеленый воздух.

— Куда он показывает? — спросил Ганси.

Руководствуясь непрерывным красным сиянием, Блю нерешительно пробиралась между деревьями. Не успели они сделать несколько шагов, как лампочки снова погасли. Никакие манипуляции с регуляторами не могли заставить их снова загореться.

Они стояли рядом, разделенные прибором, и, склонив друг к дружке головы, смотрели на потемневшее табло.

— И что дальше? — спросила Блю.

Ганси уставился вниз, мимо прибора, между ног.

— Отойди в сторонку. Тут…

— Бож-же мой! — воскликнула Блю, отскакивая от Ганси. И еще раз: — Боже!..