Блю не знала, что ответить на это. Однажды она рассказала ему полуправду о кануне дня Святого Марка и не могла сообразить, разумно ли будет открыть ему оставшуюся половину. Более того, она не была уверена в том, что это будет правдой. Стоя рядом с ним, совершенно живым и здоровым, она просто не могла себе представить, что менее чем через год его может не быть в живых. Он носил бирюзовую рубашку-поло, и казалось просто невозможным, чтобы человек в бирюзовой рубашке-поло мог преставиться от чего-нибудь, кроме как сердечного приступа в возрасте 86 лет, возможно, во время игры в поло.
— А что говорит твой термометр для колдовства? — спросила Блю.
Ганси повернул прибор к ней. Его пальцы побелели от напряжения, костяшки отчетливо выступали под кожей. На панели ярко светились красные лампочки.
— Он к чему-то привязан. Точно так же, как было в лесу.
Блю огляделась по сторонам. Судя по всему, все эти места находились в чьем-то частном владении, даже тот участок, на котором стояла церковь, но земля, лежавшая за церковью, казалась более запущенной.
— Думаю, если мы пойдем туда, нас вряд ли расстреляют за вторжение в частную собственность. А незаметно мы ходить все равно не сможем — из-за твоей рубашки.
— Аквамариновый — очень красивый цвет, и он вовсе не для того, чтобы приносить вред тому, кто его носит, — сказал Ганси. Но его голос звучал не слишком-то уверенно; он еще раз оглянулся на церковь. Сейчас, когда он забыл о контроле за чертами лица, прищурился, со взъерошенными волосами, он казался Блю гораздо моложе, чем выглядел обычно. Юный и, что особенно странно, испуганный.
Блю думала: не могу я сказать ему об этом. И никогда не смогу. Я просто должна сделать так, чтобы этого не случилось.
А потом Ганси вдруг собрался и широким жестом указал на ее лиловую тунику:
— Прошу, мисс Баклажан! Указывайте дорогу.
Блю отыскала палку, чтобы отгонять змей, которые могли бы оказаться в траве. В воздухе пахло дождем, земля дрожала от дальнего грома, но погода еще не испортилась окончательно. Приборчик в руках Ганси уверенно мигал красным, который сменялся на оранжевый, лишь когда они слишком далеко отходили от невидимой линии.
— Спасибо, что поехала со мною, Джейн, — сказал Ганси.
Блю грозно взглянула на него.
— Всегда пожалуйста, Дик.
Его лицо перекосилось как от боли.
— Пожалуйста, не надо.
Это неподдельное выражение лица сразу лишило Блю удовольствия, которое она испытала было, назвав его настоящее имя. Некоторое время они шли молча.
— Кажется, только тебя одну это не раздражает, — нарушил молчание Ганси. — Не то чтобы я не привык к такому отношению… но я уже сталкивался с разными необычными вещами и, наверное, просто… но и Ронан, и Адам, и Ноа… все они, в общем-то… ну… считают это причудой.
Блю решила, что понимает, что он имел в виду.
— Как-никак я живу среди этого. Не забывай, что моя мать — экстрасенс. И все ее подруги тоже экстрасенсы. Это… я не хочу сказать, что это совсем нормально. Но, знаешь ли, я всю жизнь думала: что значит быть такими, как они? В смысле, видеть то, чего другие видеть не могут.
— Именно на это я потратил столько времени, — сказал Ганси. Какие-то нотки в тембре его голоса удивили Блю. И лишь когда он заговорил снова, она поняла, что слышала, как именно таким тоном он говорил с Адамом. — Я 18 месяцев пытался отыскать силовую линию в Генриетте.
— И она оказалось такой, как ты ожидал?
— Сам не знаю, чего я ожидал. Я прочел все, что было написано о проявлениях силовых линий, но никак не думал, что они могут быть настолько выразительными. И… конечно, я не мог предвидеть деревьев. И еще я не ожидал, что все получится так быстро. Я привык находить по одной зацепке в месяц, а потом колотить ее, как дохлую клячу, пока не обнаружится следующая. Но чтобы так… — Он умолк и посмотрел на Блю с широкой доброжелательной улыбкой. — Это лишь благодаря тебе. Ты все-таки вывела нас на эту линию. Тебя нужно расцеловать.
Хотя он, скорее всего, шутил, Блю отскочила в сторону.
— Что с тобой?
— Ты веришь экстрасенсам? — спросила она.
— Ну, я ведь даже посещал их. Однажды. Скажешь, нет?
— Это еще ничего не значит. Много народу ходит к экстрасенсам только для развлечения.
— Я пошел, потому что верю. И я сразу поверил, что они действительно знают свое дело. Я лишь думаю, что, чтобы добраться до сути, нужно разгрести кучу ерунды. Но к чему ты спросила?
Блю яростно ткнула в землю своей палкой, предназначенной для отпугивания гипотетических змей.
— Потому что, сколько я себя помню, мама говорит мне, что если я поцелую того, кого полюблю, он умрет.
Ганси расхохотался.
— И нечего смеяться, ты… — Блю хотела сказать «дурак», но это было чересчур резко, и она не решилась на такое.
— А тебе самой не кажется, что это всего-навсего родительское внушение? Из предосторожности. Не встречайся с мальчиками, а то наделаешь глупостей. Поцелуй любимого, и он тебя укусит.