Воронята

— Вы говорите так, будто в этом есть что-то плохое.

За его спиной взревел мотор вертолета. Адам протянул Ганси тетрадь, тот с несколько удивленным видом взял ее. С него слетела небольшая часть самоуверенности; Блю хватило этого, чтобы снова убедиться в том, что эта самоуверенность — часть маски Президента Сотового Телефона.

— Где она была? — выкрикнул Ганси.

Говорить по-другому он сейчас не мог. Лопасти вертолета закрутились и даже не ревели, а, пожалуй, визжали. Воздух бил Блю по ушам, но это было скорее ощущение, чем звук.

Адам указал на Блю.

— Спасибо! — проорал Ганси. Это был сам собой разумевшийся ответ; Блю уже сообразила, что стоит Ганси растеряться, как он возвращается к своей высокопарной вежливости. Одновременно он наблюдал за Адамом, пытаясь уловить хоть какие-то знаки насчет того, как относиться к ней. Адам еще раз кивнул — очень коротко, — и маска еще немного сдвинулась. Блю пыталась угадать, исчезает ли полностью обличье Президента Сотового Телефона, когда он находится среди друзей. Может быть, там, глубже, как раз и находится тот Ганси, которого она видела в церковном дворе.

Это была отрезвляющая мысль.

Воздух вокруг рокотал. Блю казалось, что ее платье вот-вот улетит.

— Эта штука безопасна? — спросила она.

— Безопасна, как сама жизнь, — ответил Ганси. — Адам, мы выбиваемся из графика. Блю, если вы летите, держите крепче юбку и полезайте внутрь.

Он наклонился и направился к вертолету; его рубаха вздулась пузырем.

Блю внезапно почувствовала, что волнуется. Нельзя сказать, чтобы ей было страшно. Дело было лишь в том, что, проснувшись утром, она не подготовилась психологически к тому, что ей придется взлететь над землей в компании «воронят». Вертолет, несмотря на свою величину и издаваемый шум, казался не особенно надежной вещью — не такой, которой стоило бы доверить жизнь, а мальчики были, в общем-то, незнакомыми. Вот теперь у нее появилось чувство, что она и в самом деле ослушалась Мору.

— Я никогда не летала, — призналась она Адаму (для этого ей пришлось орать во все горло, чтобы он расслышал ее сквозь рев вертолета).

— Никогда? — крикнул в ответ Адам.

Она кивнула. Он наклонился к самому ее уху, чтобы она слышала его голос. От него пахло чем-то вроде лета и дешевого шампуня. Она почувствовала, что по ее телу от пупка до подошв пробежала щекотная дрожь.

— Я летал один раз, — сообщил он. Блю чувствовала на своей коже его жаркое дыхание. Она оцепенела; в мозгу мелькнула одна-единственная мысль: это же близко, как поцелуй. Происходящее казалось ей как раз таким опасным, каким она себе его представляла. — Терпеть не могу, — добавил он.

Шли секунды; оба стояли неподвижно. Ей следовало сказать ему, что он не должен целовать ее — на тот случай, если он и есть ее настоящая любовь, — но разве могла она это сделать? Разве могла она сказать такое мальчику, даже не зная вовсе, хочет ли он поцеловать ее?

Она почувствовала, что он взял ее за руку. Его ладонь оказалась мокрой от пота. Он действительно терпеть не мог летать.

Ганси, стоявший у двери вертолета, оглянулся. Когда он увидел, что они держатся за руки, в его улыбке появилось нечто двусмысленное.

— Терпеть не могу! — крикнул Адам Ганси. Его щеки пылали.

— Я знаю! — крикнул в ответ Ганси.

В вертолете было место для трех пассажиров на скамье в задней части кабины и одно не слишком удобное сиденье рядом с пилотом. Вообще кабина походила бы на салон очень большого автомобиля, вот только у привязных ремней было целых пять застежек, и они вполне подошли бы для «крестокрыла» — космического истребителя из «Звездных войн». Блю не хотелось думать о том, зачем пассажирам нужно так тщательно пристегиваться; возможно, те, кто это выдумал, ожидали, что людей начнет швырять от стенки к стенке.

Ронан, тот «вороненок», который походил на «вороненка» больше, чем все остальные, уже занял место у окна. Подняв голову, чтобы взглянуть на вошедших, он не улыбнулся. Адам хлопнул Ронана по плечу и уселся посередине, а Блю досталось место у второго окна. Пока она возилась с пристяжными ремнями, Ганси забрался в кабину; они с Адамом приветствовали друг друга, стукнувшись костяшками сжатых кулаков.

Через несколько минут, когда Ганси карабкался на переднее сиденье, Блю увидела, что он улыбается, открыто и искренне, и что он страшно возбужден тем, что они отправляются туда, куда отправляются. В нем не было ничего общего с его прежним лощеным обликом. Это было некое внутреннее веселье, порожденное, — решила она, — пребыванием в вертолете, и сама Блю испытывала такое же возбуждение.

Адам наклонился к ней, как будто хотел что-то сказать, но в конце концов лишь покачал головой и улыбнулся, как будто Ганси был шуткой, которую слишком трудно растолковать.

Впереди Ганси повернулся к пилоту, который немного удивил Блю, — это оказалась молодая женщина с поразительно прямым носом, каштановыми волосами, собранными в красивый пучок. Наушники надежно удерживали на месте все выбившиеся прядки. Кажется, близость, возникшая между Блю и Адамом, заинтересовала ее больше, чем Ганси.