Воронята

В ее комнате лежали, путаясь между собой, тени от горевшей в коридоре лампочки. Как это случалось каждую ночь после гадания, едва лишь сон ослабил свою хватку, в ее голове забурлили мысли об элегантных чертах лица Адама и воспоминания о склоненной голове Ганси. Блю помимо воли продолжала вновь и вновь проигрывать про себя тот противоречивый эпизод. Неожиданно резкую реакцию Каллы на собственный язык общения Ронана, Адама и Ганси, тот факт, что Ганси оказался не просто духом с дороги мертвых. Но дело было не только в том, что эти мальчики занимали ее внимание, хотя, как ни печально, теперь оставалось мало надежды на то, что Адам когда-нибудь позвонит ей. Нет, больше всего ее тревожила мысль о том, что мать что-то запретила ей. Это терзало ее как ошейник.

Блю отбросила одеяло. Она решила встать.

Она испытывала тоскливую нежность к диковатой архитектуре дома 300 по Фокс-вей; это было скорее нечто вроде равнодушной привязанности, порожденной ностальгией, нежели какое-то настоящее чувство. Но отношение к дворику, располагавшемуся за домом, было очень противоречивым. Весь двор накрывал огромный бук. Его красивая идеально симметричная крона, раскинувшаяся от одного забора до другого, была настолько густа, что даже самый жаркий летний день окрашивала в бледно-зеленоватый цвет. Сквозь листья мог пробиться лишь самый сильный ливень. Блю хранила множество воспоминаний о том, как стояла подле могучего гладкого ствола во время дождя, слушала, как капли барабанили по лиственной кровле, не достигая земли. Стоя под буком, она сама почти ощущала себя буком, ощущала, как дождь скатывается с ее листьев и коры, такой же гладкой, как соприкасавшаяся с нею ее собственная кожа.

Тихо вздохнув, Блю пробралась в кухню. Она открыла заднюю дверь и двумя руками беззвучно закрыла ее за собой. После наступления темноты двор становился ее собственным миром — смутным и закрытым от посторонних. Высокий деревянный забор, скрытый густой жимолостью, загораживал фонари, горевшие над задними дверями соседних домов, а непроницаемый навес буковой кроны закрывал лунный свет. Обычно ей требовалось несколько долгих минут, чтобы дать глазам привыкнуть к относительной темноте, но нынче ночью этого не понадобилось.

На стволе бука играл зловещий неустойчивый свет. Блю растерянно приостановилась около двери, пытаясь понять, что же это за отсветы ползают по бледной серой коре. Взявшись рукой за стену дома — она еще хранила вчерашнее тепло, — Блю наклонилась вперед. Теперь она рассмотрела по ту сторону дерева свечу, установленную в обнаженных, изогнутых, как змеи, корнях бука. Дрожащий огонек то пригасал, то удлинялся, то вновь пригасал.

Блю сделала шаг с выложенной растрескавшимися кирпичами веранды, потом еще один и снова оглянулась, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь из дома. Интересно, чья это затея? В нескольких футах от свечи из земли выходила еще одна петля отполированного толстого корня; в ней собралась лужица черной воды. Вода отражала мерцающий свет, как будто под черной поверхностью горела еще одна свеча.

Блю затаила дыхание и сделала еще один шаг.

Возле свечи и лужицы стояла на коленях Нив, одетая в мешковатый свитер и длинную юбку. Она сложила свои красивые руки на колени и была так же неподвижна, как само дерево, и темна, как небо над ее головой.

Увидев Нив, Блю резко выдохнула, а когда она подняла взгляд к едва различимому лицу Нив, у нее вновь перехватило дыхание, как будто она мало удивилась сначала.

— О… — выдохнула Блю, — прости. Я не знала, что ты здесь.

Но Нив ничего не ответила. Присмотревшись, Блю увидела, что неподвижный расфокусированный взгляд Нив устремлен куда-то в пространство. Но Блю больше сказали брови; они оказались полностью лишены какого-либо выражения. Еще более пустыми, чем глаза Нив, были эти несуществующие брови, нарисованные двумя прямыми нейтральными линиями.

Прежде всего Блю пришло в голову, что с теткой приключилась какая-то болезнь — не существует ли каких-нибудь припадков, симптомы которых заключаются в том, что человек просто сидит на месте? Как же это называется? Но потом она вспомнила о салатнице с виноградно-клюквенным соком на кухонном столе. Скорее всего она прервала какую-то особую медитацию.

Но и на медитацию происходившее не походило. Это выглядело как… ритуал. Ее мать не творила ритуалы. Мора как-то раз даже с жаром заявила клиенту: «Я не ведьма!» А в другой раз с сожалением сказала Персефоне: «Я не ведьма». Но, возможно; Нив как раз и была ведьмой. Блю не могла сообразить, как же правильно вести себя в такой ситуации.

— Кто здесь? — спросила Нив.

Но говорила она не голосом Нив. Он звучал ниже и, казалось, доносился издалека.

По рукам Блю побежали противные мелкие мурашки. Где-то в листве наверху завозилась птица. По крайней мере, Блю думала, что это птица.

— Выйди на свет, — сказала Нив.