Воронята

— Ну, старина! — воскликнул Ронан. Потом послышались три очень быстрых, почти неразличимых шага, пол скрипнул, словно раздался выстрел, и у Ганси из руки выхватили туфлю. Ронан оттолкнул его в сторону и ударил подошвой туфли по окну с такой силой, что, казалось, мог высадить и стекло. Когда безжизненное тельце осы свалилось на пол, Ронан отыскал его в темноте, и раздавил еще раз.

— Ну, старина… — повторил Ронан. — Ты что, совсем дурак?

Ганси не знал, как описать свои ощущения, когда он видел, что смерть ползет в нескольких дюймах от него, знал, что через несколько секунд может превратиться из «многообещающего ученика» в «медицина здесь бессильна». Он повернулся к Ронану, который картинно держал осу за сломанное крылышко, чтобы Ганси случайно не наступил на нее.

— Что тебе было нужно? — спросил Ганси.

— Что? — удивился Ронан.

— Ты же вышел зачем-то.

Ронан бросил крохотный трупик в корзину для мусора, стоявшую у стола. Корзина была переполнена смятыми бумажками, и оса вывалилась наружу, так что ему пришлось наклониться и подыскать ей место получше.

— Я уже и не помню.

Ганси стоял и ждал, когда же Ронан скажет что-нибудь еще. Ронан еще немного помахал убитой осой, и когда наконец снова заговорил, то не поднял глаз на Ганси.

— Правда, что ты уезжаешь с Парришем?

Такого вопроса Ганси совсем не ожидал. И не знал толком, что сказать, чтобы не расстроить Ронана. Лгать ему он не мог.

— Скажи сначала, что ты слышал, а я скажу, где правда, а где нет.

— Ноа сказал мне, что ты уезжаешь и Парриш едет с тобой.

Ганси уловил в его голосе нотку ревности и потому ответил холоднее, чем мог бы. Он старался не играть в любимчиков.

— А что еще Ноа должен был сказать?

Ронан с видимым усилием шагнул назад, стараясь взять себя в руки. Никто из братьев не любил демонстрировать никаких проявлений, кроме намеренных, даже если эти намерения были жестокими. Вместо ответа на вопрос он спросил:

— Ты не хочешь, чтобы я тоже поехал?

У Ганси что-то сжалось в груди.

— Я взял бы с собой всех вас.

Лунный свет превратил лицо Ронана в странный барельеф, суровый портрет, исполненный скульптором, забывшим вложить в свою работу сострадание. Ронан проделал свой «вздох курильщика», с силой вобрав воздух ноздрями и медленно выпустив его сквозь решетку зубов.

Выдержав паузу, он произнес:

— Еще одна ночь. Что-то такое…

На этих словах он осекся и ничего больше не сказал. Такие остановки у Ганси ассоциировались с тайнами и угрызениями совести. Такие остановки случаются, когда ты подвигаешь сознание признаться, но рот в конце концов предает тебя.

— Что?

Ронан пробормотал что-то невнятное. Качнул зачем-то мусорную корзину.

— Так, что за «что», Ронан?

— Все эти штучки с Лесопилкой, и гадалкой, и только что с Ноа; и мне просто кажется, что приближается что-то странное.

Ганси не удалось скрыть раздражения.

— От «странного» мне нет никакого толку. Я не знаю, что значит «странное».

— Я и сам не знаю, старина. Да, со стороны это похоже на бред. Даже и не знаю, как тебе ответить. Я имею в виду странное, как твой голос на диктофоне, — ответил Ронан. — Странное, как дочь гадалки. И все это, похоже, нарастает. Сам не понимаю, что я говорю. Я думал, что хоть ты-то мне поверишь.

— Я даже не знаю, во что ты призываешь меня поверить.

— Оно начинается, старина, — сказал Ронан.

Ганси скрестил руки на груди. Ему было хорошо видно черное крылышко мертвой осы, втиснутой среди скомканных бумажек. Он ждал от Ронана продолжения, но тот лишь сказал:

— Если я еще раз увижу, что ты разглядываешь осу, я позволю ей убить тебя. Пошло бы оно все…

Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел в свою комнату.

Ганси медленно поднял свою туфлю, которая валялась там, где бросил ее Ронан. Выпрямившись, он обнаружил, что Ноа покинул свою комнату и стоит рядом с ним. Его озабоченный взгляд перескочил с Ганси на мусорную корзину. Трупик осы скользнул на пару дюймов ниже, но его все еще можно было разглядеть.

— В чем дело? — спросил Ганси. Что-то во встревоженном лице Ноа напомнило ему об окружавших его испуганных лицах, о шершнях, облепивших его, о голубом, как смерть, небе над ним. Когда-то, давным-давно, ему выпал еще один шанс, и со временем бремя необходимости оправдать его делалось все тяжелее.

Он отвернулся от Ноа к застекленной стене. Даже сейчас Ганси казалось, что он способен ощутить давящее присутствие ближних гор, будто пространство, отделяющее его от них, было чем-то вещественным. Это ощущение было столь же мучительным, как и мысленные видения спящего лика Глендура.

Ронан был прав. Что-то нарастало. Пусть он не нашел линии или сердцевины линии, но что-то происходило, что-то начиналось.

— Не выбрасывай ее, — сказал Ноа.

Глава 17

Через несколько дней Блю проснулась задолго до рассвета.