Воронята

Ганси отыскал взглядом Блю. До этого мгновения он вежливо улыбался, но тут его лицо застыло в полуулыбке.

— Привет еще раз, — сказал он. — Неловко получилось.

— Вы знакомы? — Мора стрельнула в Блю ядовитым взглядом. Блю почувствовала себя несправедливо подвергнутой обвинению.

— Да, — с достоинством ответил Ганси. — У нас вышел спор насчет альтернативных профессий для женщин. Я не знал, что она ваша дочь. А ты, Адам?

Он бросил ядовитый взгляд на Адама, который откровенно выпучил глаза. Адам, единственный из всех, не был в школьной форме; он держал перед грудью растопыренную ладонь, словно надеялся спрятать свою выцветшую футболку с эмблемой «кока-колы».

— Я тоже не знал! — сказал Адам. Если бы Блю знала, что сюда придет он, то ни за что не надела бы свой детского вида голубой топик с вышитыми на вороте перьями. Он как раз уставился на них. И повторил, обращаясь уже только к Блю:

— Я не знал, клянусь.

— Что случилось с вашим лицом? — спросила Блю.

Адам с сокрушенным видом пожал плечами. От него или от Ронана исходил резкий запах гаража.

— Вы считаете, что так я выгляжу круче? — осведомился он извиняющимся тоном.

На самом деле так он выглядел более хрупким и испачканным, ну, скажем, как чайная чашка, испачканная землей. Но Блю не стала говорить это вслух.

— Так ты выглядишь неудачником, — сказал Ронан.

— Ронан, — произнес Ганси.

— Мне нужно, чтобы все сели по местам! — крикнула Мора.

Кричащая Мора представляла собой настолько необычное и устрашающее явление, что почти все тут же опустились или попадали в разномастные кресла, стоявшие в приемной. Адам погладил ладонью скулу, будто надеялся стереть с нее ушиб. Ганси занял большое кресло с подлокотниками, стоявшее во главе стола, положил руки перед собой, словно председатель правления на заседании, и, вздернув одну бровь, посмотрел на оправленный в рамку портрет Стива Мартина.

Только Калла и Ронан остались стоять, враждебно рассматривая друг друга.

И все равно оставалось ощущение, что в доме никогда не бывало так много народу, что нисколько не соответствовало действительности. Вероятно, можно было бы признать, что здесь никогда не бывало так много мужчин одновременно. И уж определенно так много «воронят».

Блю казалось, что они одним лишь своим присутствием как-то обокрали ее. После того, как они явились сюда, ее семья вдруг показалась жалкой.

— Здесь, — сказала Мора, — чересчур, просто чертовски, шумно. — Из того, как она сообщила это, прикасаясь одним пальцем к артерии, пульсирующей прямо под нижней челюстью, Блю стало ясно, что громкими были вовсе не их голоса. Она имела в виду нечто такое, что слышала в своей голове. Персефона тоже поморщилась.

— Мне выйти? — спросила Блю, хотя этого она хотела меньше всего на свете.

— Зачем вам уходить? — тут же спросил ничего не понимавший Ганси.

— Она делает так, что мы все слышим громче, — пояснила Мора. Она, нахмурившись, рассматривала всех присутствовавших, словно пыталась отыскать какой-то смысл в происходившем. — А вы трое… Вы и так очень громкие.

Кожа Блю прямо-таки горела. Она легко могла бы представить себе, что нагревается, как электропровод, что через нее проходят искры, которые непрерывно испускают обе группы. Интересно, что такое может происходить под кожей у этих «воронят», что даже маму оглушило? Это они все вместе или только Ганси, его энергия, вырывающаяся наружу в преддверии смерти?

— Что значит «очень громкие»? — спросил Ганси. Он, думала Блю, несомненно, являлся вожаком этого маленького отряда. Остальные двое не сводят с него глаз, стараясь уловить подсказку, как оценивать ситуацию.

— Я имела в виду, что в ваших энергиях есть что-то очень… — Мора не договорила, утратив интерес к собственному объяснению. Она повернулась к Персефоне. Блю заметила, что они переглянулись. Это значило: что происходит?

— Ну и как мы будем со всем этим разбираться?

От той растерянности и смущения, с какими она задала этот вопрос, желудок Блю стиснуло нервным спазмом. Ее мать явно нервничала. Второй раз подряд гадание заводило ее в очень неуютное состояние.

— Поодиночке? — почти неслышно предложила Персефона.

— С выбыванием, — сказала Калла. — Или так, или кому-то из них придется уйти. Они слишком громкие.

Адам и Ганси переглянулись. Ронан подергивал ремешки, которые носил на запястье.

— Что значит «с выбыванием»? — спросил Ганси. — Как это отличается от обычного гадания?

Калла продолжала говорить с Морой, как будто он не издал ни звука.

— Совершенно неважно, чего они хотят. Что есть, то есть. Либо так, либо вообще никак.

Мора все так же не отнимала пальца от шеи.

— С выбыванием — значит, каждый из вас берет из колоды Таро только одну карту, и мы истолковываем ее.

Ганси и Адам тоже переглянулись, вернее, провели глазами беззвучный диалог. Блю привыкла видеть, как такие вещи делали ее мать и Персефона или Калла, и не думала, что на это способен кто-нибудь еще. И еще от этого в ней пробудилась странная ревность; она хотела и для себя чего-то такого, связей такой силы, что при них слова вовсе не обязательны.