Воронята

Адам резко и коротко кивнул, соглашаясь с тем, что могло содержать невысказанное утверждение Ганси, и Ганси сказал:

— Как вам больше нравится.

Между Персефоной и Морой завязался короткий спор, хотя, судя по всему, ни той, ни другой в данный момент не нравилось ровно ничего.

— Подожди, — сказала Персефона, когда Мора взяла свою колоду карт. — Пусть карты сдает Блю.

Блю не в первый раз предлагали извлекать карты из колоды. Иногда, в трудных или очень важных гаданиях, ее просили первой прикоснуться к колоде, чтобы прояснить сведения, которые могут содержать карты. На этот раз, взяв карты у матери, она отчетливо чувствовала внимание посетителей. Для того, чтобы произвести на них впечатление, она тасовала колоду довольно-таки театральными движениями, перекидывая карты из одной руки в другую. Она очень ловко делала карточные фокусы, для чего ей не требовалось никакого таланта к ясновидению. «Воронята» как загипнотизированные следили за мельканием карт, а Блю думала, что из нее могла бы выйти отличная фальшивая прорицательница.

Первым не вызвался никто, и она протянула колоду Адаму. Тот встретился с нею взглядом и несколько мгновений не отводил глаза. В этом движении было нечто энергичное, целеустремленное и куда более агрессивное, чем Адам проявлял в тот вечер, когда подошел к ней. Выбрав карту, Адам передал ее Море.

— Двойка мечей, — объявила она. Блю с испугом услышала у матери местный акцент, который внезапно показался ей очень провинциальным и звучал в ее ушах как признак необразованности. Неужели и речь самой Блю звучит так же?

Мора продолжала:

— Вы избегаете трудного выбора. Как будто действуете, но ничего не делаете. Вы амбициозны, но вам кажется, будто кто-то просит у вас нечто такое, чего вы не хотите отдавать. Я думаю, что кто-то близкий вам. Ваш отец?

— Я думаю, брат, — уточнила Персефона.

— У меня нет брата, мэм, — ответил Адам. Но Блю заметила, как он стрельнул глазами в сторону Ганси.

— Не хотите что-нибудь спросить? — осведомилась Мора.

Адам задумался.

— Каким должен быть верный выбор?

Мора и Персефона посовещались. Потом Мора ответила:

— Верного выбора нет. Существует лишь тот, с каким вы сможете жить. Возможно, найдется третий вариант, который подойдет вам больше, но сейчас вы его не видите, потому что слишком сильно связаны с этими двумя. Из того, что я вижу, я предположила бы, что любой другой путь должен предусматривать выход за рамки двух первых вариантов и выбора еще одного, своего собственного. Я также вижу в вас значительную склонность к аналитическому мышлению. Вы уделяете много времени тому, чтобы научиться игнорировать свои эмоции, но сомневаюсь, что сейчас для этого подходящее время.

— Спасибо, — сказал Адам. Это было не совсем верное слово, но и не сказать, чтобы совсем неверное. Блю нравилась его вежливость. Она казалась совсем не такой, как вежливость Ганси. Когда Ганси держался вежливо, это придавало ему силы и властности. Адам же своим вежливым поведением делился своей силой.

Ей показалось, что Ганси нужно будет оставить напоследок, и Блю направилась к Ронану, хотя и немного побаивалась его. Что-то в нем наводило на мысль о каплях яда, невзирая даже на то, что он ничего не говорил. Хуже того, по мнению Блю, в его антагонизме имелось нечто такое, что подталкивало ее к попытке заслужить его благосклонность, добиться его одобрения. Ей казалось, что одобрение такого, как он, кто определенно никого ни во что не ставил, может стоить дорогого.

Чтобы подать колоду Ронану, Блю пришлось встать с места, потому что он остался стоять в дверях, рядом с Каллой. У обоих был такой вид, будто они готовы начать драку.

Когда Блю раскинула перед ним карты, он обвел взглядом находившихся в комнате женщин и заявил:

— Ничего я не возьму. Сначала скажите мне хоть какую-нибудь правду.

— Прошу прощения?.. — сухо произнесла Калла, отвечая вместо Моры.

Голос Ронана походил на стекло — холодное и хрупкое.

— Все, что вы сказали ему, может сгодиться для любого. У каждого, у кого сердце бьется, бывают сомнения. Каждый живой человек имеет хоть какие-то разногласия с братом или отцом. А вы скажите мне что-нибудь такое, чего мне никто другой не скажет. И не суйте мне игральные карты, и не кормите меня всякой юнгианской чушью. Скажите мне что-нибудь конкретное.

Блю прищурилась. Персефона высунула кончик языка, эта привычка была порождена у нее не нахальством, а неуверенностью. Мора недовольно повела плечами.

— Мы не даем ко…

Но ее перебила Калла:

— Вашего отца сгубила тайна, и вы знаете, какая именно.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Персефона и Мора уставились на Каллу. Ганси и Адам уставились на Ронана. Блю уставилась на руку Каллы.

Мора часто приглашала Каллу принять участие в гадании на картах Таро, Персефона иногда просила Каллу помочь ей истолковать ее сны, но они крайне редко просили Каллу обратиться к одному из самых странных ее талантов: психометрии. Калла обладала необычной способностью, прикасаясь к предмету, узнавать о его происхождении, чувствовать мысли ее владельца и видеть места, где предмету доводилось бывать.