Ворон Доктора Ф

- Так, может, лучше б мать приехала за ним?

- Опасно, враг здесь рядом, но не бойтесь, не сейчас.

- Я - Цель?

- Возможно, но вы теперь не просто цель. Я должен вас оставить ненадолго, возможно, кто-то следит за нами.

- Я тоже ощущаю, как много Воронов вокруг, я чую гниль, я как иная, все после встречи с ней, она ведь я, а я ее не ощущаю, как будто нет, как будто сломан путь. Едины, но чужие, пусть с молоком - без меда. Амброзия для солнца, трупы для червей.

- Ваш голос стал иным, и вы сама иная.

- Мой страх исчез, как можно страхом жить, тревога бытия дошла до края, вкусила вдруг его и не могу забыть. Может, она не ведала счастья? Хотела, чтоб разрослась семья, нас стало трое детей, а на самом деле отец и мать так и оставались чужими… Она как будто обвиняет теперь меня, теперь ведь я иная, ушла я от нее, ничто не объяснить. Я в детстве помню, что научилась влюблять в себя, тащила у других, а, в сущности, не видела родных. Вот снова город мой - дожди, заливы, сфинксы, тень узких улиц, двери у метро. Вот город мой, но город ведь не дом, дом там, где я, все стерто. Что дал мне город, родина моя?

- Все сила Ворона, вы не вините мать.

- Я не виню, я просто знаю, ведь Ворон на отчаянье клюет? Кто я теперь?

- Иная, прекрасная, вам неземные песни петь… Ответьте, вы б хотели власти? Весь мир, все царство от зари до ночи?

- Зачем мне мир? Хоть мир ты обойди весь - ответа нет… Мы все одни. Юла кружится, много их, как остановится одна, так горе для других, а то, что все едины…

- Как можно знать? Но что же, мы на месте.

- Давай скорее, я не выдержу еще раз, без сарабанды только, эти взгляды… Ты возомнил себя Пигмалионом. Кого ты лепишь, мне ответь? Играешь в собственные формы.

Цетон молчал, как будто торопясь и ожидая, все ожидая, неуверенность и замкнутое торжество теснились в нем, как птицы в океане. Достигли вновь иного детдома, хотя казенность везде одна, холодом сковало все вокруг, казалось, даже иней выступил на стеклах сквозь снег мирным кителем скрытой войны. А словно бы не Цетон старался, а Розалинда…

Вот и Мотя, он не узнал сестру, он не помнил о ней ничего. Смотрел потерянным измученным взглядом сироты, вдоль позвоночника Розалинды прошла волна холода - сломлен, не помнит. Да кто же так посмел? Делить детей, бежать куда-то, все из-за нее, из-за ее безумия и боли. Никто не прав и истинно ничто, есть истина одна, а что вокруг - неясно. Кто виноват и что же есть вина, когда осунувшиеся кошмары детства смотрят сквозь окна блеклых глаз столь юных стариков. Не видно ни рук, ни ног, ни носов, ни волос, все однотипное и серо-русое. Зачем?

- Это мой брат, а я твоя сестра.

- Сестра? Ты плохая, - только недетски обреченно без логики ответил Мотя.

Темно за окнами, мозаикой декабрьской пурги, и где-то лед под снежным покрывалом, и где-то человек затылком навзничь вниз, а где-то под машину. Игра продолжилась - фигуры больше нет.

“Убить отца? Его любовницу? Других всех? Кого еще убить? И что увидит мир? Планета без людей? Сироты все мы, сквозь бездну мы творения без…”

- Пойдемте, госпожа, я все уже устроил, сейчас все проще, и сценарий есть…

- Да-да, но как же я оставлю…

Но брат все сторонился и ударил по ее руке. Розалинда онемела, но осталась равнодушна, она ждала предательства от всех, хоть от родных, от взрослых, от друзей, предательство вдруг стало ее болью, они не знали, как свели ее с ума, уйдя и оставляя среди бюрократичных стен, все ниже, дальше. Ничего, все в прошлом. Что за стыд? Стыд за стыд родных, боявшийся показать ее. Ненависть к зеркалам, зеркало все разбило. Что произошло? Где, кто, зачем? Ради чего предают люди и почему так сложно отрицать, где глаголет истина устами?..

Розалинда закрыла лицо руками, но, словно освобождаясь, провела ото лба вдоль пальцев волосами, пожарищем копны, освобождая взгляд до потолка, застывший взгляд.

- Ну, вот и все, вы заберите Матвея, - отозвался Цетон и как будто радовался, но не радовался вовсе и словно тосковал по Алине, а, может, и совсем не тосковал. В нем подготавливался бунт, холодный, четкий, время - его союзник, все успел узнать, обдумать, осознать, разрушить, потерять.

Но Мотя только бормотал:

- Вы… Вы плохие!

- Какие реплики… Не бойся, я отвезу тебя к маме.

- Мама тоже плохая, и папа плохой, и тетя…

- Какая? - узнала подробнее Розалинда, тревожно и торопливо заставляя влезть мальчика не заднее сиденье, ноги его не доставали до пола, казалось, начинали вырисовываться индивидуальные черты: курносый нос, нерыжие бесцветные волосы, остриженные “под горшок”, испуганные глаза. Вокруг царила ночь.

- Папина тетя, она выгнала маму, а мама не забрала меня… А ты плохая, я тебя не знаю!