Девушка странно улыбалась, глядя на спящего брата, ее наполняла нежность, чуждая ей во свете дня. Лилия улыбалась, но вдруг лицо испила скорбь сквозь:
- Гляди, какой хороший… А у меня таких не может быть.
- Проклятье лишь на вас, - не понимал Цетон.
- А безумье нет, я уже отравлена людьми… - покачала головой Розалинда, глаза ее светились нездешним сизым блеском, Цетон не мог понять ее боли, не мог избавить от нее ни льдом, ни пламенем. И он осознавал свое бессилие пред ней.
- Скажи, ведь мой отец тоже… Отравлен Вороном? - задумчиво улыбалась Цетону Розалинда.
Цетон молчал, девушка продолжала:
- Ты все скрываешь от меня, но, кажется, я знаю, что Ворон - это она, его любовница, я все поняла, когда ты сказал Бонни и Клайд, лживая история об эгоистической любви. Ты бы хотел такого будущего? Вдвоем власть над всем миром с эгоизмом на двоих и ненавистью к миру и живым? Ненависть… Я не могла ее ощущать, и все же… Где Ответ? Может, солнца это и есть ответ? Когда каждый помогает другому… А путь еще долго через скорлупки этого лица, все новая и новая кожа, плотно для косметики перед зеркалом, страх и загнанность от боли, все не я, все где-то я за спиной, себя не видя… Еще идти… Не слушай, весь сок моих мыслей…
- Доброта и понятие о добродетелях зависит только от общества, в котором вы живете.
- Пусть так, а есть и вечное. Но ты-то только психологию и знаешь?
- Я лишь слуга.
- А все же, кто-то, я слышала недавно… Как бы не Бехтерева… Все изучала мозг, все его извилины и сцепления и поняла, что мысли вовсе не в нем, как будто он только расшифровывает на человеческий язык. Вот так поэт и ждет, когда заговорят через него слова.
- Вы путаете прозу жизни и вымысел художеств…
- Все Вороны готовятся к войне? Зачем их столько здесь сейчас? Что произошло?
“Если бы не Григорий! Но теперь у меня нет выбора, она полна надежды за других…”
Цетон отвернулся, не желая видеть и слушать госпожу, пожелав лишь спокойных сновидений. Но Розалинда еще долго глядела на брата, вспоминала сестру, которая едва не поплатилась жизнью за спасением родной. Как же так? И как их можно ненавидеть?
- Вы были правы, скоро нам предстоит борьба с ней, паучихой, - поведал наутро правду Цетон, как всегда с легкостью безупречно накрыв стол, укутав его белоснежной скатертью, на которую Матвей, кажется, специально, посадил уже несколько пятен.
- Могли бы и в ресторан спуститься… - пробормотала Розалинда, но ее уже не тревожили такие мелочи: - Мы должны отвести его к матери.
- Не успеем, под окнами нас ждут шпионы паучихи, посмотрите, только осторожно, кажется, нас ждут еще и снайперы.
- И после этого ты спокойно накрыл завтрак? - безразлично отозвалась Розалинда.
На фонарях нависли острием сосульки, как лезвия в истерзанной тиши, звенящей где-то там, в лесу, где металл бьет о металл. И говорить словами или говорить сквозь слово, покровы падали, все обнажая ночь, прокисшей жижей вездесуще без основы, чужие сказки уходили прочь.
- Отдай мой револьвер, не знаю, как ты пронес его на самолет, но ты же ворон, он у тебя, теперь пора отдать.
- Сейчас, вот только… Матвей, не подходите к окнам.
- А я хочу!
- Так там опасно…
- Опасно ему знать, сейчас нам от погони надо бы уйти…- поспешно говорил Цетон, зачем-то собирая вещи, а под окнами действительно скапливались странной бандой люди в черных куртках и вязаных шапках, как будто типичные бандиты. Знали ли они, кто их шеф?
- Может, вызвать полицию? - тревожно глядела в шелку штор Розалинда, волевым движением удерживая Матвея за плечи, мальчик начал ощущать опасность вокруг, Розалинда боялась за него больше, чем за себя. Ведь ни он, ни Алина не предавали ее, а остальные… Да что уже об этом, поздно, страшно, бесполезно… Как испитая насквозь вечным куполом в руке вдоль дорог сочилась ночь - быть войне, утро в предрассветный день закурилось торжеством - новая тень.
- Пойдемте на чердак, двое нас ждут возле двери, еще двое на крыше, остальные рассредоточены по лестнице.
- Кто их цель?
- Госпожа, конечно, вы.
- Почему все хотят меня убить? Вчера ночью… Ты ведь говорил с таким же вороном? Он тоже?
- Нет, он в вас не заинтересован, а вот…
- Любовница отца? Чего она боится? Да… И за что только наша семья так привлекает Воронов? Неужели из-за меня? - недовольно ожесточенно прошептала Розалинда, вцепившись в плечи Матвея так, что он поморщился: “Я никому тебя не отдам, не позволю причинить тебе вреда, ты будешь счастлив, ты должен быть, потому что я уже тупик. Ведь должен же остаться кто-то… без отчаяния!”
- Скорее госпожа, иначе сейчас они ворвутся в дверь, берите чемодан, а я беру вас и Матвея, но погодите…
Ворон стремительной стрелой разрезанного четвертинками пространства распахнул вдруг дверь и молнией негневной лески казнил двух первых, перерезав шеи. Кровь тоже ведь пожар, хотя все вне, внутри, когда сжигает души… Кровь не отмыть, когда запрет нарушен.