Ветер затруднял ходьбу, а изогнутый, неустойчивый характер дна каньона делал оценку расстояния - даже для такого опытного человека, как Лиафорн, - не более чем предположениями. «Двойные догадки», - подумал он. Он должен был догадаться, сколько из этого лазанья по упавшим валунам и обхода кустов добавили бы к пяти с половиной милям, по оценке Этситти. Он был уверен, что это будет меньше, и он искал ориентиры, упомянутые Этситти, примерно с третьей мили. Прямо впереди, там, где дно каньона сделало крутой поворот, он увидел расщелину в скале, обнесенную камнями - кладовую анасази. На скале под ним, наполовину скрытом высокой кустарником, он увидел пиктограммы. Он забрался по мягкой земле на пол скамейки и пробирался сквозь густые заросли крапивы, чтобы лучше рассмотреть.
Доминирующей формой была одна из тех широкоплечих фигур с булавочной головкой, которые, по мнению антропологов, олицетворяли шаманов Анасази. Это выглядело, как описывала Этситти, «как большой бейсбольный судья, держащий розовую защиту груди». Лиафорн пересек дно каньона и взобрался на уступ с другой стороны. Он увидел то, что пришел найти.
Каньон Множество Руин, начинающийся в горах Чуска, прорезан глубоким и узким слоем песчаника Чинле на этом плато. Там его отвесные отвесные скалы возвышаются почти на тысячу футов над узким песчаным дном. К тому времени, как он выходит в долину Чинл, он становится намного мельче и превращается в простую дренажную канаву, поскольку он извивается на север в сторону Юты через равнины Гризвуд. Но по мере прохождения через скамью Нокайто к Сан-Хуану разрез снова становится глубже. Здесь сумасшедшая геология земной коры придала Многим Руинам другую форму. Один из них выбрался из него по ряду ступенек. Сначала низкие, иногда земляные скалы, которые переполняли его узкое русло, затем разбитая полка из песчаника шириной в сотни ярдов, затем еще несколько утесов, поднимающихся к другому выступу, и еще больше скал, поднимающихся к плоской вершине Нокайто Меса.
Весной, когда тает снежный покров за сотню миль в Чусках, Множество Руин несет устойчивый поток. В сезон гроз в конце лета он поднимается и опускается между струйками и сильными внезапными наводнениями, которые заставляют валуны падать, как шарики, на его дно. Поздней осенью сохнет. Населявшая его жизнь находит воду тогда только в родниковых ухабах. С того места, где он стоял на выступе песчаника над такой выбоиной, Лиафорн мог видеть вторую из руин, описанных Этситти. Фактически, две руины.
Часть стены одного из них была видна в нише на втором уровне скал над ним. Другой, уменьшенный до немногим больше, чем
горб, построенный у подножия утеса, ярдах в двухстах от алькова.
Весь этот день он боролся со своим возбуждением и срочностью. Ему предстояло пройти долгий путь, и он пошел осторожной прогулкой. Теперь он пробежал по скамье из песчаника.
Он остановился, когда альков появился на виду. Подобно тем, которые неизменно выбирали анасази в качестве строительных площадок, он стоял перед низким зимним солнцем с достаточным навесом, чтобы затенять его летом. Под ним росла кустарниковая растительность, что говорило ему, что это тоже место просачивания. Он пошел к нему, теперь медленнее. Он не считал Бригама Хука особенно опасным. Хоук назвал его шизофреником - непредсказуемым, но вряд ли представляющим угрозу для незнакомца. Тем не менее, однажды он убил в безумной ярости. Лиафорн отстегнул заслонку пистолета в кобуре.
Эоны воды, стекавшей по внутренней стороне алькова, образовали углубление на несколько футов в песчаник под ним. Пятна от воды указывали на то, что в более влажные сезоны здесь находился бассейн глубиной около четырех футов. Теперь осталось всего фут или два - все еще питаемый крошечной струйкой из мшистой расщелины в скале, а теперь зеленый от водорослей. Это также было домом для множества крошечных лягушек-леопардов, которые прыгали прочь от ног Лиафорна.
Лишь некоторые из них прыгнули.
Лиафорн присел на корточки и удивленно крякнул. Он изучал маленькие разбросанные лягушачьи тельца, некоторые из которых уже сморщились, некоторые недавно умерли, каждое с ногой, прикрепленной нитью юкки к крошечному колышку, вырезанному из веточки. Он встал, пытаясь понять это. Колышки следовали за серией слабых концентрических кругов, очерченных вокруг выбоины, внешний - примерно в четырех футах от воды. Какая-то игра, догадался Лиафорн. Он попытался понять разум, который это позабавит. Он потерпел неудачу. Бригам Хоук был ненормальным, возможно, опасным.
Он задумался. Бригам Хоук почти наверняка уже знал, что он здесь.
Лифорн сделал из своих рук мегафон. - Элеонора, - крикнул он. - Элли. Элли. Затем он прислушался.
Ничего. За нишей завывал ветер.
Он попробовал еще раз. Опять ничего.