– Лечу стрелой, если с тобой вместе.
И я потряс ему сначала руку, затем послал прощальный привет, в полном убеждении, что не услышу более ни полслова об этом шутливом предложении. Взбрела ему просто в голову сумасбродная мысль, вот и все. Но скоро уже я втайне желал, чтобы она оказалась чем-нибудь посерьезнее. Всю неделю я стремился так или иначе выбраться из Англии. Мне было решительно нечего делать. Я должен был существовать на ту сумму, которая образовалась у меня из денег, полученных за зимнюю квартиру, отданную в наем с полной обстановкой. А сезон уже близился к концу, и кредиторы ждали меня в городе. Ну возможно ли было оставаться при этих условиях вполне честным? Когда у меня водились деньги в кармане, я не искал приключений, и, кроме того, наиболее открытый грабеж казался мне наименее гнусным.
Но о Раффлсе не было ни слуху, ни духу. Миновала неделя, миновала уже половина второй, и вот поздно ночью, во вторую среду, после моих тщетных розысков Раффлса по городу, после обеда в пустынном клубе, к которому я все еще принадлежал, когда мое сердце было полно отчаянья, я нашел у себя на квартире телеграмму от Раффлса.
«Постарайся уехать из Ватерлоо на Северно-Германском Ллойде, – гласила телеграмма, – в 9:25 часов утра. В следующий понедельник встречу тебя в Саутгемптоне на корабле «Улан», с билетами. Подробности напишу».
И он действительно прислал мне письмо, хотя и довольно легкомысленное, но все же полное серьезных забот обо мне, о моем здоровье и о моих намерениях, письмо, откровенно касавшееся наших бывших отношений и намекавшее лишь мельком на наш теперешний полный разрыв. Он говорил, что записался на две каюты до Неаполя, что мы доедем до Капри, до острова жуиров, где «мы слегка развлечемся». Это было очаровательное письмо. Я еще не видел Италию, ему, Раффлсу, принадлежала честь этой выдумки. Не было большей ошибки в том, чтобы считать эту страну не подходящей для летнего местожительства. Неаполитанский залив никогда еще не бывал так прекрасен, и он писал мне об этой «волшебной глуши» так, как будто само вдохновение водило его пером. Но, возвращаясь снова к земной прозе, Раффлс писал, что я мог бы счесть недостаточно патриотичным с его стороны выбор немецкого корабля, но за эти деньги ни на одном корабле не получить таких удобств и столько внимания к себе, как на «Улане». Раффлс писал и телеграфировал мне из Бремена, и я догадывался, что какое-нибудь легкое столкновенье с властями повлияло на способ практического выполнения нашей поездки.
Представьте же себе теперь мою радость! Я ухитрился расплатиться с долгами в Темз-Диттоне, ухитрился выжать небольшой чек с одного маленького издателя и заказал себе у своего портного еще один фланелевый костюм. Я помню, что истратил последний свой соверен на покупку ящика сигар «Салливан», для того, чтобы Раффлс курил их в дороге. На сердце у меня было так же легко, как в моем портмоне, в то прекраснейшее утро понедельника, после ненастного лета, когда курьерский поезд мчал меня к морю, под палящими лучами солнца.
В Саутгемптоне нас ждала шлюпка для перевоза. Раффлса в ней не было, хоть я искал его все время, пока мы не доплыли до корабля. Но и там мои поиски оказались напрасны. Его не было видно среди многочисленной толпы, стоявшей на пристани, не было видно и между немногими пассажирами, прощавшимися с друзьями. Я вступил на борт с тяжелым чувством. У меня в кармане не было ни билета, ни денег, чтобы купить хотя бы новый билет. Я даже не знал номера своей каюты. Душа моя была в пятках, когда я остановил проходившего юнгу и спросил его, не здесь ли находится мистер Раффлс. Слава Богу, он здесь! Но где же? Юнга не мог мне это сказать, к тому же он исполнял, по-видимому, чье-то другое поручение. Мне пришлось пуститься на розыски самому. Но на палуба Раффлса не было и следа, между сидевшими в салоне – тоже. В курилке, кроме маленького немчика с рыжими усами, вздернутыми чуть не до самых глаз, никого больше не встретилось. Раффлса не было и в его собственной каюте, куда я направился в полном отчаянии, но его фамилия, написанная на багаже, несколько успокоила меня. Что заставляло его играть в прятки – этого я никак не мог постигнуть, его поведение можно было объяснить лишь какой-нибудь опасностью.
– Так вот ты где! Я разыскиваю тебя по всему кораблю!
Вопреки строгому запрещению, я взобрался на капитанский мостик, как последнее возможное убежище для него, и действительно Раффлс оказался там. Он сидел тут, у люка, склонившись к одному из офицерских шезлонгов, в котором покоилась молоденькая девушка, одетая в белую кисейную кофточку и юбку, – идеальный образ молодой девушки с бледной кожей, темными волосами и поистине замечательными глазами. Лишь только я показался, как Раффлс встал и быстро обернулся. Тогда я не мог ничего сообразить, только успел заметить мимолетную гримасу, предшествовавшую порыву хорошо разыгранного удивления.
– Как, Банни? – вскричал Раффлс. – Каким образом ты здесь?
Я мог пробормотать лишь что-то невнятное, потому что он ущипнул меня за руку.