Тут оставался один выход. Я должен был положиться на крепкий сон Эубэнка, там, наверху, открыть двери сам, пристукнуть посетителя или пристрелить его из револьвера, купленного мной, по неопытности, перед отъездом из Мельбурна, и махнуть затем в кусты, где меня ждала докторская кляча. В одно мгновение душа у меня разгорелась, и я уже очутился на верхней ступени, пока продолжалось стучанье, – как вдруг новые звуки заставили меня отпрянуть назад. Это было шлепанье босых ног, двигавшихся по коридору.
Моя узенькая лестница была каменная, я еле слышно скользнул по ней вниз. Оставалось лишь запереть железную дверь, потому что замки я оставил в неприкосновенности. Едва я это сделал, как услышал, что ручка верхней двери поворачивается, и я возблагодарил Бога за то, что запирал за собой каждую дверь. Видишь, дружище, осмотрительность не совсем покидает человека!
«Кто там стучит?» – спросил Эубэнк сверху.
Я не в состоянии был ответить, но слова эти звучали в моих ушах, как брюзжание сонного человека. Что я, однако, явственно расслышал, так это щелканье банковского револьвера, прежде чем засовы были отодвинуты. Затем колеблющаяся поступь, тяжелое, прерывистое дыхание и испуганный голос Эубэнка.
«Боже милосердый, что с вами случилось? Из вас течет кровь, как из борова!»
«Теперь уже ничего», – возразил кто-то со вздохом облегчения.
«Но она текла. Кто это устроил?»
«Лесные разбойники».
«Там на дороге?»
«Тут, у Уитльси… привязали к дереву… расстреливали… бросили меня… истекающим кровью…»
Слабый голос пресекся, и босые ноги затопотали. Теперь был мой черед, если только с беднягой сделалось дурно. Но я не мог быть в этом уверен, а потому направился ползком к полуотворенной железной двери, не менее заинтригованный, нежели затрудненный своим положением. Это было как раз вовремя, потому что Эубэнк не медлил ни минуты.
«Выпейте это», – проговорил он, и когда другой человек заговорил снова, его голос звучал сильнее.
«Теперь я начинаю чувствовать себя живым…»
«Не болтайте!»
«Мне теперь хорошо. Вы не можете понять, что значило пройти эти несколько миль одному, за час пути отсюда! Я никак не думал, что одолею их. Вы должны позволить мне рассказать вам все… на случай я не выживу!»
«Ну глотните еще раз».
«Благодарю вас… Я вам сказал, лесные разбойники. Ну разумеется, теперь их не бывает».
«Что же это такое?»
«Банковские воры. Один, расстреливавший меня, был тот самый негодяй, которого я прогнал из Кобургскаго банка, влепив в него пулю!»
– Я слышал об этом.
– Разумеется, ты слышал, Банни. Слышал и я, притаившись у двери в кассовой комнате. Но старый Эубэнк как будто не слыхал об этом случае, по крайней мере, мне показалось, что у него вовсе отнялся язык.
«Вы бредите, – проговорил он, – кем же вы себя воображаете?»
«Новым директором».
«Новый директор давно уж в постели и спит наверху!»
«Когда он приехал?»
«Сегодня вечером».
«Его зовут Раффлс?»
«Да».
«Ах, черт побери, – прошептал настоящий директор. – Я думал, что это месть, но теперь-то я вижу, в чем дело. Дорогой мой, тот, что там наверху, самозванец, если только он еще наверху! Он из этой же шайки и явился ограбить банк, если уже не ограбил».
«Если уже не ограбил? – повторял за ним Эубэнк. – Если он наверху? Клянусь Богом, если он там, ему не поздоровится!»
Тон его был довольно спокоен, но противнее всего, что я когда-либо слышал.
Признаюсь, Банни, я был рад, что захватил свой револьвер. Выходило, что ему предстоит встретиться с револьвером Эубэнка, дуло к дулу.
«Не лучше ли поглядеть сначала внизу?» – проговорил директор.
«Чтоб он в это время удрал через окно? Нет, нет, он сейчас не внизу».
«Да ведь нетрудно взглянуть».
Банни, если ты спросишь меня, какой был самый удручающий момент в моей проклятой жизни, так я назову тебе именно этот, пока я стоял наверху этой каменной лестницы, в кассовой комнате, у двери, притворенной на добрый фут, и не знал, скрипнет она или нет. Свет приближался ко мне, а я все не знал, что мне делать! Пришлось попытать счастья. И дверь не скрипнула, даже ни чуточки, она была слишком массивна и ловко прилажена. Я не мог бы хлопнуть ей, если б даже и пытался, она была чересчур тяжела и прижалась с такою силой, что я услыхал и почувствовал, как ветер скользнул мне по лицу. Все лучи света исчезли, исключая полоску снизу, блестевшую все ярче. Как я благословлял эту дверь!
«Нет, тут его нет», – услышал я голос, как будто из-под шерстяного одеяла, затем и последняя полоска исчезла, а через несколько секунд я отважился вновь раскрыть дверь, в тот самый момент, чтобы услышать, как они прокрадывались в мою комнату.