Вор-любитель. Избранные рассказы о Раффлсе

– Это можно бы назвать иначе, когда бы хоть часть его стараний удалась, но и это еще сомнительно. Согласен, однако, что он заставил меня держаться начеку некоторое время. Все происходит оттого, что мы ходим на заработки так далеко от дома. В утренней газете как раз опять подогрели эту старую крикетную историю. Бэрд знал, что все дело обтяпано человеком, которого могли принять за джентльмена, я видел, как вскинулись его брови от удивления, когда я заявил ему, что я и есть этот самый человек, и он старчески крякнул, как будто ножом разрезали бумагу. Я сделал все, что мог, лишь бы выпутаться из этого, клялся, что у меня был товарищ, который и совершил, в сущности, кражу, но я чувствовал, очень хорошо чувствовал, что выдал себя головой. Он нерешительно согласился, выдал следуемое мне вознаграждение, как будто с большой охотой, но я чувствовал, что он идет за мной по пятам, едва я дал тягу. Однако я ни разу не обернулся, чтобы взглянуть.

– Почему же нет?

– Дорогой Банни, это самая плохая штука, какую только можно выкинуть. До тех пор, пока ты делаешь вид, что стоишь вне всяких подозрений, преследователи остаются на почтительном расстоянии, и пока дело обстоит так, ты сохраняешь шанс. Но если ты дал заметить, что знаешь об их выслеживании, тогда тебе остается лишь выбирать между бегством и битвой. Я ни разу даже не огляделся вокруг и желал бы думать, что и ты поступил бы так же на моем месте. Я поспешил в Блэкфрайарс и взял билет в Гай-Стрит, в Кенсингтоне, выкрикнув это со всей мочи. Но едва поезд миновал Слон-Сквер, как я соскочил и помчался стремглав по проулкам, словно фонарщик, а затем, околицей и задворками, в свою художественную мастерскую.

И вот, чтобы обезопасить путь, все послеобеденное время я пробыл там, притаившись, прислушиваясь ко всякому подозрительному шороху и желая лишь одного: вместо этого проклятого полусвета иметь окно, через которое я мог бы выглядывать. Как бы то ни было, путь показался мне достаточно свободным, мне даже подумалось, что все преследование было чистейшим порождением моей собственной фантазии, что не было на это ни малейшего намека. Наконец я выполз, на свой страх и риск, и попал прямо в лапы Бэрда.

– Боже мой, что же ты сделал?

– Прошел мимо него так, как будто ни разу в жизни его не видел, да и теперь будто бы не замечаю, взял кабриолет в Кинг-Род и поехал, как ни в чем не бывало, к Клэпгамской пересадке. Затем выскочил сразу на ближайшей платформе, взобрался без билета в первый попавшийся поезд, очутился в Тункенгаме, вернулся назад в Ричмонд, двинулся к Чаринг-Кроссу, и, наконец, я здесь, готовый принять душ, переменить белье и съесть лучший обед, каким клуб может нас угостить. Я поспешил сперва к тебе, зная, что ты будешь беспокоиться на мой счет. Пойдем вместе, я тебя долго не задержу.

– Уверен ли ты, что достаточно замел след? – спросил я, когда мы надели шляпы.

– Конечно, достаточно, впрочем, мы можем еще больше его запутать, – сказал Раффлс, подходя к окну и глядя из него на улицу с минуту или две.

– Все в порядке? – спросил я его.

– Все в порядке, – отвечал Раффлс.

Затем мы тотчас же спустились и отправились рука об руку в Олбани.

Но мы были очень молчаливы во всю дорогу. Я со своей стороны раздумывал, что будет делать Раффлс в студии на Челси, где за ним в любом случае следят. Мне казалось, что вопрос этот имеет первостепенную важность, но когда я поделился своими соображениями с Раффлсом, он ответил, что мы имеем впереди еще достаточно времени для обсуждения этого. Вторая попытка к разговору была вызвана замечанием, сделанным им после того, как мы раскланялись (на Бонд-Стрите) с одним знакомым молодым шалопаем, имевшим довольно скверную репутацию.

– Бедный Джек Реттер! – промолвил Раффлс со вздохом. – Нет ничего печальнее, чем видеть юношу, который опускается так, как он. Благодаря пьянству и долгам, он почти совсем спятил, бедняга! Видал ты его глаза? Странно, что мы встретились с ним сегодня вечером на дороге. Старый Бэрд хвалился, что вовсе содрал с него шкуру. А мне чертовски хочется содрать шкуру с самого Бэрда!

Тон Раффлса внезапно понизился и приобрел особую силу, еще более заметную после продолжительного молчания, хранимого нами в течение всего клубного обеда. Пообедав, мы уселись в одном из уютных уголков курилки с кофе и сигарами. Я почувствовал, что Раффлс смотрит наконец на меня с ленивой усмешкой на лице, и понял, что сумрачное его настроение исчезло.

– Я полагаю, ты давно ломаешь голову, о чем я думаю все это время? – сказал он. – Я думал о том, какая пошлость обделывать дела только наполовину.

– Что же, – возразил я, отвечая улыбкой на его улыбку, – тебе, кажется, нечем упрекать себя в этом, не правда ли?