Вор и убийца

Обычаи древней поры давно ушли из Орнора. Как будто никто и не знал о них, кроме книжных червей, но в набожном Загорье, верном оплоте матери-церкви, о законах предков не просто помнили, но знали в них толк. Отец Томас морщился после каждого произнесенного стариком слова. В былые времена сказанное означало костер для седого инквизитора. Да и для него тоже: Томас Велдон не вмешался, не помешал.

Лилит, не сводя с меня взгляда, сняла тетиву с лука и, вскинув оружие над головой, крикнула:

— Мести нет!

Люди Губошлепа одобрительно загудели, даже тонкоголосый крепыш. Злата жаждали все. Они окончательно приняли вергельд, и мне не придется платить за убийство Андара своей жизнью, а монеты — это пустяк.

Восточный край неба начал сереть. Светало. Я облегченно вздохнул — кровавая ночь подходила к концу — и направился за удалявшейся к деревьям девушкой. Необходимо поговорить с ней. Я должен убедиться, думает ли она на самом деле, что мести больше нет. Не очень-то хотелось оказаться подстреленным через несколько дней. Чтобы она ни сделала с моей персоной, горцы примут все, даже на золото плюнут. Я уверен в том. Но слова, какие нужно сказать Лилит, по-прежнему не шли в голову, и я остановился, обдумывая начало разговора. Стоит ли вообще говорить с ней о чем-либо?

— Где отродье преисподней?

Мои сомнения разрешились после громкого возгласа отца Томаса. Сначала тень, потом все остальное. Я отогнал от себя думы о разговоре с дочерью лесника, прикрываясь необходимостью узнать, что за дьявольское создание сеяло смерть среди нас.

Между людьми, столпившимися над мертвой тенью, пролегла незримая граница. Горцы сгрудились у ног закутанного в черные одежды тела. Мы, то есть я, драгуны во главе с Тейвилом и огсбургец, стали напротив. Инквизиторы и Лилит держались особняком, в нескольких шагах от тени. С полдюжины запаленных факелов хорошо освещали мертвую.

— Держите руки и ноги, — произнес Томас Велдон.

Теперь понятно, почему церковники расположились в стороне. Понимая, чем может грозить неупокоенный мертвец, монахи предпочли проявить благоразумие. Но и крестьяне тоже не дураки.

— Ну же! — В голосе отца Томаса появились знакомые железные нотки. — Хватайте!

Приказной тон инквизитора подействовал. Крепыш назвал несколько имен, и над мертвой тенью склонились четверо, кто потяжелее весом. Горцы нерешительно переглядывались. Велдону пришлось повторить свое требование несколько раз, прежде чем крепкие молодцы придавили ноги и руки тени к земле. Горцы очень боялись. Я тоже.

Вспомнилась деревня под Брандом, где сельский священник и деревенский сход вскрывали могилу упыря. До сих пор била дрожь, когда память рисовала глаза вампира с почерневшими белками, наполненные нечеловеческой ненавистью. Потом была девочка… Минуло всего семь ночей после того происшествия в деревне, где я впервые столкнулся с неупокоенным мертвецом, и теперь умершие всегда будут вызывать опаску. По меньшей мере здесь, около Запустения, где смерть еще не означает, что покойник не вцепится в глотку.

Я непроизвольно схватился за шпагу, выдвинув на два пальца клинок из ножен. Еще не рассвело, и очередная ночь в этих краях пока в своем страшном праве. Мне было действительно не по себе.

— Отец Крит, — продолжил Велдон, — с вас молитва. Кто-нибудь! Пригвоздите ее к земле! Бить мечом нужно в сердце.

Старый монах склонил седую голову и, молитвенно сложив ладони, забубнил новую молитву. Томас Велдон переводил тяжелый взгляд с одного лица на другое, неспешно откручивая крышку выуженной из рясы фляги. Та самая, отделанная серебром, из которой падало вино на девочку-упыря во время экзорцизма. Флягу вновь наполнили на хуторе Андара.

— У кого-нибудь есть меч на поясе и вера в сердце? — В очах инквизитора разгорался фанатичный огонь. — Лейтенант, может быть, у вас хватит смелости?

Обнажив палаш, Тейвил вогнал его в сердце черной нечисти. Я напряженно следил за взмахом клинка, ожидая, что тень вскинется после укола железа, изогнет спину и зашипит, но она не дернулась. Драгуны и граф Геринген шумно и с явным облегчением выдохнули — напряжение охватило не меня одного.

— Кровь Господа нашего. — Отец Томас трижды смочил свое золотое Распятие красным вином и трижды осенил тень знамением. — Поверните ей голову и освободите от капюшона.

Горцы и мы снова не шелохнулись.

— Гард! — Церковник обратился ко мне. Как и прежде, в общении со мной монах не придерживался уважительных манер. Ну да черт с ним. — Она твоей рукой сражена! Тебе и снимать тряпки с ее лица.

Логики в словах инквизитора я не нашел, зато почувствовал на себе испытывающие взгляды множества глаз. Если откажусь, то распишусь в трусости. Кровь и песок! Что за бред в голове? Какое мне дело, что подумают другие?

Однако я нагнулся к черной фигуре. Сердце учащенно билось, на лбу выступила испарина. Но мертвое тело было по-настоящему мертво. Я осторожно приподнял голову и снял с нее глубокий капюшон. Из-под черной бархатистой ткани выпали густые каштановые волосы. Я не ошибся, определив, что тень — женщина, когда услышал ее предсмертный вскрик.