… оборачиваюсь а там мэр уже поднимается на ноги и глядит на меня и ко мне уже летит его Шум и я отпрыгиваю с дороги но слышу как он следует за мной а я лезу карабкаюсь скорей по камням туда где валяется мое ружье и…
и слышу выстрел…
в воздух взвивается пыль прямо у меня перед пальцами…
которые уже тянулись к ружью…
и я замираю…
поднимаю глаза…
и он смотрит прямо на меня в упор…
а она зовет меня, зовет по имени…
потому што она понимает…
понимает што мне нужно слышать мое имя у нее на устах…
штобы использовать ее как оружие…
– Даже не пытайся, Тодд. – Мэр опускает ружье, дуло глядит мне в лицо…
и его голос у меня в голове…
но не удар…
ползучий, извилистый, змеиный голос…
которым он забирает в кулак мой выбор…
и превращает его в свой собственный…
– Ты больше не будешь бороться, – говорит этот голос…
Шаг ближе…
– Ты больше не будешь бороться, и на этом все, наконец, кончится…
Я отворачиваюсь от него…
Но мне надо, надо посмотреть снова…
Ему в глаза…
– Послушай меня, Тодд…
…шипит его голос у меня меж ушей…
как было бы просто взять и…
просто взять и…
упасть…
упасть и сделать то, што он говорит…
– НЕТ, – ору я…
но мои зубы крепко стиснуты…
и он все еще внутри…
пытается заставить меня…
и я…
я…
ТЫ НИЧТО
Я ничто…
– Правильно, Тодд. – Мэр шагает ко мне, не спуская с мушки. – Ты ничто.
Я ничто…
– Но, – говорит он…
и его шепот цепляет когтем самую глубокую часть меня…
– Но, – говорит он…
– Я смогу сделать тебя
И я погружаю свой взгляд прямо в его…
в бездну…
и я падаю в нее
во тьму, в черноту
и уголком глаза…
Я бросаю камень со всей силы, какая у меня еще осталась… молясь, когда он покидает мою руку, чтобы прицел был и правда так хорош, как говорил Ли…
Пожалуйста, боже…
Если ты правда есть…
пожалуйста…
и
он бьет мэра прямо в висок…
Раздается жуткий треск, словно из моего Шума прямо по живому вырывают длинную полосу…
…и бездна исчезает…
…она отвращается, отворачивается от меня…
А мэр припадает на бок, хватаясь рукой за висок, и меж пальцев уже струится кровь…
–
Я вижу ее…
Вижу протянутую руку, только што расставшуюся с камнем…
Я вижу ее…
И подымаюсь на ноги.
Он поднимается.
Встает во весь рост…
И я снова кричу его имя…
ТОДД!
Потому что оно действует…
Как-то действует на него…
Что-то делает для него…
И мэр ошибается…
Насквозь и во всем ошибается…
Навсегда – ошибается…
Дело не в том, что нельзя любить что-то настолько, чтобы тебя можно было через это контролировать.
Дело в том, что
Это не слабость…
Это самая сильная сила…
– ТОДД! – кричу я еще раз…
Он смотрит на меня…
Я слышу свое имя у него в Шуме…
И я знаю…
До глубины сердца знаю…
Прямо сейчас…
Тодд Хьюитт…
Что вместе мы сможем сделать
И мы
Мэр уже поднимал голову – почти на четвереньках, рукой держится за голову, кровь между пальцев…
Поворачивается, смотрит зло…
И в меня летит Шум…
Я отбиваю удар…
Он отшатывается,
но пробует снова…
– Ты не сможешь взять верх, – говорю я.
– Смогу, – цедит он сквозь зубы. – И возьму.
Его снова шатает…
Тянет руку, пытается схватить ружье…
Я бью
Он роняет ружье и почти падает назад…
Я слышу, как ко мне, жужжа, несется его Шум, как пытается просочиться внутрь…
Но голова у него болит…
От моих ударов…
И от одного метко брошенного камня…
– И что, по-твоему, это доказывает? – выплевывает он. – У тебя есть сила, но ты все равно не знаешь, что с ней делать.
– По-моему, я отлично справляюсь, – говорю я.
Но он… улыбается, все так же, сквозь зубы.
– Да неужели?
Тут я замечаю, што у меня дрожат руки…
И Шум отлетает, летит куда-то, шипя и мерцая, как искры от костра, яркий такой…
Кажется, я не чую под собой ног…
– Для таких вещей нужна тренировка, – говорит мэр, – а не то ты сам разорвешь свой разум в клочья. – Он выпрямляется немного, пробует снова поймать мой взгляд. – Я мог бы тебя научить.
И тогда Виола очень вовремя кричит:
И я бью его всем, што во мне есть…
Всей
Всем моим гневом и горем, всем моим ничто…
Каждым мгновением, когда я ее не видел…
Каждым мгновением страха за нее…
Всем…
Каждой мелочью, каждой деталькой, всем, што я о ней знаю…
И все это я швыряю прямо в центр него…
И он падает…
Назад назад назад…
И закатывает глаза…
И выворачивает голову…
Ноги дергаются…
Падает падает падает…
Наземь…
И остается лежать…
Недвижим.
– Тодд? – сказала я.
Он дрожал с головы до ног, почти на ногах не держался, а из Шума несся какой-то нездоровый надсадный вой. Он сделал шаг, зашатался…
– Тодд? – Я попробовала вскочить, но эти чертовы лодыжки…
– Исус… – Он обрушился наземь рядом со мной. – Меня будто досуха выхлебали.
Дышит тяжело, взгляд в расфокусе.
– Ты как? – Я положила свою руку на его.
– Вроде нормально, – кивнул он.
Мы оба одновременно посмотрели на мэра.
– Ты это сделал.
–
Шум начал проясняться. Он даже сел чуть прямее.
Но руки все равно тряслись.