В «Капитанской дочке» Пугачев появляется во время бурана: «Мутно небо, ночь мутна. / Мчатся бесы рой за роем…» К тому же без тулупа, в одном армяке. Как новорожденный бес: в рубашке. «Поклонник славы и свободы», автор «Капитанской дочки» помещает в Белогорскую крепость гарнизон инвалидов – намек на взятие Бастилии, поскольку 14 июля 1789 года комендант де Лоне, кроме маркиза Де Сада и других немногочисленных узников, пятнадцати пушек, трех десятков солдат-швейцарцев Салис-Самадского полка, имел в своем распоряжении восемьдесят солдат-инвалидов. Пограничные отряды в России обычно состояли из казаков, стрельцов, служивых людей вообще. Василий Осипович Ключевский высоко ценил «Капитанскую дочку», вроде бы написанную между делом, по мере работы над «Историей Пугачевского бунта», которая казалась великому историку «длинным объяснительным примечанием к роману».
Пугачев и Лжедмитрий обретают притягательность не столько из-за «революционности», обещания долгожданной свободы и справедливости», сколько по причине непроговариваемой связи с мессианским вызовом Христа. Спаситель тоже «революционер» и тоже ставит адептов перед дилеммой веры: принять Царя Иудейского, «поцеловать ручку», вернуть заячий тулуп или отречься из страха перед властью римлян, остаться верным присяге, данной государыне.
В «Борисе Годунове» царского самозванца ловят в корчме на границе с Литвой – то есть где-то под Вязьмой. Понятное дело, облавы там, в прикордонье, не редкость, но ведь тракт – не железная дорога, не аэропорт, да и сама граница тогда была слишком условной, чтобы опасаться дозоров в лесу.
Ненастье загнало беглеца в корчму? Что заставило самозванца направиться туда и быть уличенным, вместо того чтобы мчаться дальше продолжать свое дело? Сюжет? Слишком просто. Скорее, желание возвестить о себе у подножия Масличной горы, дать себя арестовать и подняться на Сион. Пугачева в клетке везли в Москву, чтобы четвертовать на Болотной площади, – и эта поездка не только входила в его планы, но, вероятно, являлась реальной целью; взятие крепостей, самосуд были делом побочным. Что уж точно не входило в планы Пугачева, так это реальное царствование, реальное управление государством.
Бурлак и Кеша в ту памятную осень, когда я лишь чудом не замерз насмерть сначала в палатке, потом у геологов в кунге, гоняя меня и еще двух таких же недотеп с теодолитами по степным увалам, подтвердили существование геоглифа лося. Через пару лет я встретил их в институтском буфете. Они пили пиво, от них пахло костром и бензином. Выпил с ними и я, и они мне в тетрадке тщательно, в масштабе, по клеткам вырисовали лису и куропатку, найденных тем летом.
Полярные исследования
Удивительно разные проблемы объединяют человечество. Эта разность может быть настолько ошеломительной, что спасает только антропология. Ибо только так становится понятно, как проблема из области гигиены может быть не только связана с теорией вычислений, но и решена с ее помощью.
Мало кто отдает себе отчет, что если расселить Индию, взяв за ориентир плотность населения России, получившаяся территория займет не просто всю сушу планеты, а прихватит еще как минимум Атлантику. Антропологи рассматривают Индию как непочатый океан для исследований, ибо из-за кастового устройства там продолжает существовать множество эндогамных обществ, обитающих в местностях, где ни разу не ступала нога человека, принадлежащего городской культуре. В то время как ВОЗ констатирует, что главная медицинская проблема Индии в том, что бóльшая часть ее населения не желает пользоваться сортирами. Всего же в мире больше миллиарда людей, которые ни разу не переступали порог места уединения в его цивилизованной форме.
Это одна проблема. Другую загвоздку цивилизации обозначил Роджер Пенроуз. Он давно указывает на острую проблему онлайн-проекции мира, в которой мы оказываемся зажаты: «Модные идеи, тренды становятся преувеличенными». Иными словами, накопление памяти цивилизации провоцирует амнезию. Причем забывание связано не столько с трудностями обработки потока информации, сколько с самой парадигмой поиска.
Очевидно: то, что невозможно найти, не существует. И онлайн-проекция мира – статистический ансамбль поисковых ссылок – меняется с каждым мгновением. Разумеется, возникают определенные пиковые области популярности, моды – тренды, как их называет Пенроуз, – которые буквально через месяц-другой сходят на нет. Горизонт мышления сужается из-за барьеров, возникающих на ровном месте. Этот вариант оперативного беспамятства со временем может стать или уже стал серьезной проблемой сознательной жизни.
Как можно решить эту «проблему вытеснения»? Хранить слепки онлайн-мира, сделанные в определенные отрезки времени? Сколько же нужно вычислительных мощностей, чтобы с помощью одного клика отмотать назад поисковую картину всего мира? Скорее всего, решение будет найдено в принципиально новых областях теории вычислений.