Общеизвестно, что, едва ли не самый образованный человек своего века, Вольтер был философом, историком, в круг его занятий входили и естествознание, и физика, и математика. Несмотря на указанные пробелы, основу его обширнейших познаний и самую любовь к наукам заложил коллеж. И все-таки, вероятно, самым главным из курса, пройденного в Луи ле Гран, были для него литература и лингвистика. Правильно заметил современный французский биограф Вольтера Жан Орьё: «Вольтер родился писателем и был бы им, если бы учился и у янсенистов или кальвинистов, но Вольтером он стал благодаря иезуитам. Они привили ему вкус к классицизму и выучили тому языку, которым написаны «Меропа» и «Кандид». Тот же Юванси перечисляет древнегреческих и древнеримских авторов, которых изучали они в коллеже: Эзопа, Гиппократа, Лукиана, Теофраста, Гомера, Плутарха, Геродота, Софокла, Еврипида (перечень неполон. —
Структура администрации коллежа была такой: во главе его стоял ректор. Он имел два «уха» — материальное и моральное, отцов прокураторов. Существовал еще и префект занятий, который посещал классы и спальни, давал темы сочинений. Классные руководители занимались примерно тем же, что делают они и в наши дни.
В том, что Луи ле Гран сформировал Вольтера именно Вольтером, вероятно, наибольшую роль сыграли «академии». Сверх классных занятий старших учеников собирали для диспутов на различные научные, философские, исторические, литературные темы, для чего их и разбили на «академии». Каждая «академия» имела президента, секретаря и советников. Ораторы объявлялись заранее. Отцы иезуиты придавали «академиям» такое значение, что, не желая прекращать их занятия на лето, снимали на время каникул дом за городом.
А трагедии, комедии, балеты, которые силами воспитанников ставились в коллеже, — не послужили ли они превосходной школой для будущего первого драматурга Европы, талантливого актера, режиссера? Особенно сильное впечатление произвел на Франсуа Мари праздник в коллеже 1706 года.
Несомненную пользу принесли ему и уроки богословия: для того чтобы бороться с религией, нужно ее знать.
И за все это Вольтер надолго сохранил благодарность своим учителям-иезуитам. В первую очередь он высоко чтил отца Поре, прославленного и за стенами Луи ле Гран. Этому преподавателю был обязан не только знанием античной литературы, но и первыми своими опытами в поэзии и драматургии. Много и часто писал ему, часто упоминал о нем в письмах другим корреспондентам. Для примера приведу выдержки из одного письма ученика учителю, приложенного к экземпляру «Генриады»: «Отцу Шарлю Поре. Около 1730 года. Если Вы еще помните, преподобный отец, человека, который вспоминает о Вас всю свою жизнь с наиболее чувствительной благодарностью и величайшим почтением, смотрите на меня, как на сына, через много лет преподносящего родителю плоды своих трудов в искусстве, которому тот некогда его обучал. Из предисловия Вы узнаете, какого рода это произведение. А я узнаю из Вашего заключения, каковы его достоинства. Не смею льстить себя надеждой, что избегну упреков, которые услышу во Франции, никогда не имевшей эпической поэмы. Но если «Генриада» Вам понравится, если Вы сочтете, что я извлек пользу из Ваших уроков…» (В кабинете Вольтера всегда был портрет Поре.) Может показаться парадоксом, что поэму о религиозной терпимости, защищающую гугенотов, Вольтер послал католику, иезуиту, и с таким нетерпением ждал его суда. Но «Генриада» как литературное произведение, подобно ранее написанному «Эдипу» и многому написанному им позже, действительно была плодом уроков отца Поре, хотя и не его одного.
Благодарную память великий человек сохранил и о других отцах иезуитах из Луи ле Гран. Даже самые «академичные» из них «вложили в руки ребенка Ювенала и Горация». С особенной нежностью Вольтер говорил об отце иезуите, соединявшем блистательное воображение с характером и сердцем, наиболее простодушными, — хранителе библиотеки коллежа, насчитывавшей двадцать тысяч томов, и, конечно, воспитанник Аруэ ею пользовался. Хорошему отношению Вольтера к отцу Турнемину не помешало потом даже, что тот издавал «Журналь де Треву», неукротимо враждовавший с просветителями. В 1746 году он радовался, что Турнемину понравилась «Меропа».