Вокруг света в сорок тысяч лет

Ну а дальше варианты былины начинают неистово спорить друг с другом. Бывает, что лежит поверженный Илья и дивится этому обстоятельству, поскольку «у святых отцов написано, что «не быть ему побежденному». Прихлынула к Илье новая сила, как к Рустаму, и сбрасывает он с себя Нахвалыцика и поражает его, а затем узнает в нем сына по перстню, когда-то оставленному его матери. В другом случае на обман идет сам Сокольник — побежденный и оставленный в живых признавшим его отцом, он хитростью пытается убить Илью, и тот произносит древний вариант горьких слов Тараса Бульбы:

Кем ты, дитятко, заведено,
Тем, дитятко, будешь прикончено!

Но даже в этой истории мы видим в какой-то момент Илью-неудачника, Илью, который, на волосок от гибели, прячется от врага за лошадиную гриву, сжимая в руке остаток разлетевшейся от удара палицы.

А есть версии, в которых сам Илья — обманщик. Как Рустам. И есть другие, в которых все кончается хорошо, и богатыри вместе служат Руси.

Впрочем, хорошо, миром и ладом, кончаются обычно также и французские и византийские повести о борьбе отца с сыном.

А в некоторых европейских сказаниях сын побеждает. В Древней Греции Эдип, решивший загадку Сфинкса, убил своего отца, фиванского царя Лая, в случайном дорожном поединке.

И великий Одиссей погибает от руки своего сына Телегона. Телегон отправился искать отца по просьбе своей матери, волшебницы Цирцеи — той самой, что когда-то обратила в свиней спутников Одиссея.

Но погодите-ка! Неужели и Одиссей в этой легенде только одно из имен Рустама?

Конечно, нет. В этой главе мы подошли к чрезвычайно сложной проблеме о странствиях сюжетов — сказочных, легендарных, поэтических. Во многих легендах о боях отцов с сыновьями немало общего, причем часто в довольно мелких деталях. Некоторые ученые видели в этом ясное доказательство того, что сюжет возникает в одном месте— например, в древнейшем Иране, — а потом, переходя от одного народа к другому, обрастает новыми бытовыми деталями, бредет по миру, пока не доберется до океанских рубежей. И сколько бы одежд этот сюжет ни переменил по дороге, под ними он все тот же… Так полагал знаменитый русский литературовед, фольклорист и лингвист XIX века А. Н. Веселовский, из большой работы которого я взял несколько примеров для этой главы. Прав ли он?

А автору книги о странствующих и путешествующих положено искать примеры странствий и путешествий. Но тут все далеко не так просто. И когда позже многие специалисты боролись против идеи бродячих сюжетов, это было не только отражением очередной «научной моды». Разве конфликт между отцом и сыном в новорожденном классовом обществе был так уж редок? Неужели только в Древнем Иране случалось сыну идти против отца?

Для того чтобы привиться в новой стране, сюжет нуждался в подходящей почве. Но если почва уже была готова, тот же сюжет мог ведь возникнуть и самостоятельно.

Увы, в ранних государствах и «предгосударствах» дряхлеющий царь и его юный нетерпеливый наследник часто оказывались врагами. А само образование государств было делом сложным и бурным, во время этого процесса гибли устаревшие моральные нормы и вместе с тем, как ни грустно, расшатывались моральные нормы, далеко не устаревшие. Человек переставал в прежней степени быть клеточкой своего племени, на первый план выходили часто его личные черты, и не всегда лучшие.

Все мы знаем, что человек творил богов по своему образу и подобию. Так вспомните судьбу греческих «ми-родержцев». Уран свергнут и искалечен Кроном, Крон свергнут и искалечен Зевсом. Боги-отцы так сравнительно легко отделались лишь потому, что они бессмертны. В реальной жизни отцам или сыновьям приходилось умирать.

В XIX веке трагедия становления молодого государства разыгралась в Южной Африке. Вождь одной из ветвей племени зулусов, Чака, прозванный европейцами Черным Наполеоном, объединил вокруг себя сотни тысяч и миллионы африканцев. Казалось бы, он должен стремиться к тому, чтобы трон унаследовали его сыновья. Но в отличие от подлинного Наполеона он боится рождения престолонаследника и тщательно следит, чтобы ни одна из его жен не стала матерью. Сын для владыки — естественный враг. Осторожность, проявленная Чакой в этом отношении, не помогла грозному владыке. Его убили заговорщики, которых возглавил… брат Чаки.

Разумеется, в такой вражде отцов и сыновей не было ничего от врожденной якобы ненависти сына к отцу, которой пытались объяснить аналогичные события некоторые психологи. В семьях владык в определенных социальных условиях брат подымался на брата, внуки свергали дедов и бабок и так далее.

Прошли сверхтревожные времена образования классового общества. Государства укрепились, и, хотя порою царевичи устраивали еще заговоры против царей, правилом это уже перестало быть.