Две недели я слушал, что нужно подождать. Что организм должен справиться. Что шансы на то, что Арина придет в себя, довольно высокие.
Две блядские недели я ежедневно подыхал без нее. И только дочь хоть немного скрашивала эти серые дни.
Особенно когда приезжал после нескольких часов, проведенных в палате у Арины.
Пожалуй, именно тогда я в полной мере начал осознавать слова брата о том, что ради своей женщины он был готов на все.
Я был готов. Сука, я бы даже жизнь свою положил, лишь бы она открыла глаза.
Но ведь чудес не бывает?
Спустя две недели она пришла в себя. Слабая, бледная. Выкарабкалась из той задницы, куда угодила, потому что я не уберег.
Врач сказал, что ей категорически противопоказано нервничать. Особенно первое время.
Я старался. Старался держать дистанцию, не давить. Но то ли я делал что-то не так, то ли эмоциональность Арины играла против нас, но каждый раз, уходя, чувствовал, что она на грани.
Особенно после первой встречи с Таней.
Вот и сегодня - не собирался сразу говорить, что та приболела. Уже понял, что ради дочери Ариша готова на все.
Даже, как выяснилось, на убийство.
Кого-то это насторожит, кого-то оттолкнет.
А мне зашло. Настолько, что какая-то необъяснимая гордость в груди появлялась каждый раз, когда она бросалась защищать ее от меня. Пусть пока Арина не понимает, что в этом нет смысла, что я никогда не обижу их и не позволю кому-то другому. Но то, как она отстаивает и защищает нашу дочь, восхищает.
Вопреки всему. Даже понимая, что она мало что может против меня.
Да только мы больше не противники. Это ей еще предстоит осознать и принять. Теперь все. Только вместе. Только заодно.
Пока она слишком слаба, чтобы проводить такие беседы и обсуждать будущие планы. Хотя какие, на хер, планы? Они с Таней останутся со мной, и точка. Вот и все планы. Никуда я их не отпущу.
Больше нет.
Особенно после того, как осознал и принял, что у меня дочь. Всегда был уверен, что дети - не то, что меня будет трогать и вызывать какие-то яркие эмоции, кроме понимания, что это семья, и ее надо защищать. Но Таня…
Маленькая копия Арины. Она уже сейчас имеет надо мной какую-то необъяснимую власть. Рядом с ней что-то выключается, и не хочется все время держать удар. Она кажется такой трогательной и ранимой, красивой, нежной. Словно цветок, который вдруг вырос посреди выжженного поля.
И за одно это я всегда буду благодарен ее матери. Что выносила. Родила. Не бросила.
А от ее “папа” каждый раз что-то тихо щелкает в груди. Будто мой личный наркотик. И если Витя рядом со своим Мишкой испытывает то же самое… Теперь мне многое становится ясно. Тем более что даже рядовая простуда меня выбила из колеи, а у него сын прошел куда более серьезное лечение.
И будто почувствовав, что я думаю про него, брат звонит:
- Алекс, надо встретиться, - сразу вываливает, едва отвечаю.
- Срочно?
- Достаточно. Подъедешь?
Прикидываю время и дорогу.
- Скоро буду у тебя.
Отбив звонок, разворачиваю машину и выжимаю скорость. Просто так Виктор звонить бы не стал. Значит, и впрямь дело серьезное. А раз не стал обсуждать по телефону, то подозрения еще хуже.
Судя по выражению лица, которое я вижу, едва вхожу в кабинет, брат весьма и весьма озадачен.
- Ну, выкладывай.
- Твои парни уже у Григорьева? - вопрос, надо сказать, в лоб. И ведь знает, что я не стану светить контракт или обсуждать тот. - Алекс! Хорош тихариться, сейчас не до игр твоих!
- А в чем, собственно, дело?
- Раз ты не в курсе, значит, либо твои ребята не сказали, либо заказ отдали не тебе…
Смотрим друг на друга, ни один не собирается уступать, но в итоге Виктор все же сдается:
- Была провокация. Жену и ребенка Григорьева пытались вывезти.
Внутри мгновенно перестраиваются механизмы. Привычная стихия активирует то, что давно не работает рядом с Ариной и дочерью.
- Когда?
- Час назад.
Что ж, неудивительно. Я запретил меня трогать, когда в клинике. Никогда подобным не промышлял, но теперь..
- Я разберусь. Спасибо, что сообщил.
Я уже ухожу, но брат тормозит меня.
- Ты был у Арины? Как она?
- Поправляется.
- Она делает тебя слабой, Саш.
- И это говоришь мне ты? - насмешливо отвечаю, обернувшись. - Ты, который ради Янки готов был просрать дело жизни?
- А я не осуждаю, - довольно скалится старший. - Так, просто озвучиваю то, что ты и сам должен был бы понять. Они - твое слабое место. Твое слепое пятно.
В его голосе нет какого-то злорадства. Скорее, скупая забота, что ли.
- Как ты с этим живешь? - все ж спрашиваю то, о чем давно думаю. - Как справляешься с тем, что больше не можешь быть неуязвим?
Взгляд брата смягчается - так всегда бывает, стоит ему вспомнить про жену и сына.
- Они - моя сила, Сань.
- Ты же сказал…
- Пока ты этого не понимаешь. Тебя бесит, что есть зависимость от других, что не все ты можешь проконтролировать. Что кто-то может ударить по ним, а отзовется тебе.
- Это, знаешь ли, не тянет на рецепт, как решить проблемы, - раздраженно отвечаю.
- А разве это проблема? Когда ты держишь на руках ребенка от любимой женщины, для тебя это проблема?