Читаем Вместилище духа. История трепанации в разных культурах полностью

Иногда маски делят на группы, исходя из их назначения: маски 1) в культе[22]; 2) на войне; 3) при погребении; 4) судебные; 5) танцевальные и театральные. Другие ученые учитывают характер изображения: 1) простые изображения человеческого лица; 2) искаженные изображения; 3) карикатуры; 4) устрашающие; 5) изображения животных; 6) наголовники и т. п. А. Д. Авдеев все многообразие способов преображения распределил по четырем категориям: головные уборы, маски, маскоиды, грим.

Помимо собственно головных уборов в первую категорию входят парики, рога и уборы-наголовники. Специально отметим самоанский обычай во время церемониальных плясок надевать парики из обесцвеченных человеческих волос. Африканские чокве парики делают из веревки, имитирующей человеческие волосы. Эти веревки сплетают в прически и густо мажут глиной.

В категории индивидуальных масок Авдеев рассматривает семь дефиниций: маски-наголовники, налобники, головы, личины, маски-костюмы, ручные и пальцевые маски. По реконструкции Авдеева, самый древний вид наголовников изготавливался из черепов животных и человека. В некоторых случаях череп специально обрабатывали смолистыми веществами, воссоздавали недостающие части головы (пример – череп «невольника из Тую» из коллекции Кунсткамеры, Камерун), иногда кость не подвергали дополнительной обработке. Н. Н. Миклухо-Маклай привез из Океании маску, сделанную из половинки человеческого черепа. Тот был распилен по фронтальной плоскости, передняя часть обработана смолистыми веществами, воссозданы нос, губы и подбородок. Личину носили, держа зубами вмазанную с обратной стороны палочку.

Сейчас самое время вернуться к археологическим свидетельствам об изготовлении масок из лицевой части черепа, обнаруженных исследователями галльштаттских и кельтских древностей Европы. Такие маски найдены в Моравии и Баварии, причем технология изготовления личин в Майдо Храшко и Оппидуме Манхинга сходна с применявшейся меланезийцами.[23]

А техника воссоздания недостающих частей смолистыми веществами напоминает приемы обработки останков лицевого черепа, практиковавшиеся носителями ингульской катакомбной культуры.

Предполагалось, что маски из черепов животных появились раньше, поскольку изображения животных в искусстве предшествуют изображению человека. «Путь масок», по А. Д. Авдееву, таков: подлинная голова или череп животного – искусственное изображение головы животного – искусственное изображение головы человека, в подражание голове животного носимое таким же образом, – появление личины человека из черепа – искусственное изображение лица человека – маска-личина, изображающая животное и изготовляемая в подражание личине человека.

Категория маскоидов, уменьшенных копий масок, заслуживает особого упоминания потому, что они являлись воплощением предков. Маленьким маскам приносили жертвы, их мазали кровью, «кормили».

И, наконец, грим как редуцированная маска и средство ритуального преображения также имеет непосредственное отношение к археологической проблематике, и прежде всего, на наш взгляд, к погребальным обрядам. Вот как описывал гримировку индийских актеров катхакали А. Мерварт в 1916 г.: «Процедура эта долгая и утомительная… актерам приходится покрывать лицо несколькими слоями рисовой пасты, и они обычно ложатся при этом на землю и даже засыпают, чтобы сберечь свои силы…

Грим актеров состоит главным образом из толстых слоев рисового клейстера, делающих совершенно невозможной какую бы то ни было мимику лица. Последнее превращается благодаря гриму и раскраске в неподвижную маску». Если сон подменить символической смертью, то появление лицедея с гримом-маской на лице можно рассматривать как воскрешение в новом качестве.[24]

Развивая эту мысль, заметим, что «занавешивание» лица имеет место и в различных инициационных, и в свадебных обрядах (фата), где выполняет функцию обозначения переходного состояния, временной смерти.

Это состояние отчетливо угадывается в инициационных обрядах Океании: «после нескольких дней отдыха неофиты покрываются известковой кашей, так что они выглядят совершенно белыми и не могут раскрыть глаз». По В. Я. Проппу, белый цвет есть цвет смерти и невидимости. Временная слепота – также знак ухода в область смерти. После отмывания от извести инициируемый прозревает, что становится символом обретения нового зрения, и получает новое имя. Отверзание глаз рассматривается в ряду с другими инициационными действиями – обрезанием и выбиванием передних зубов. По Проппу, сходным значением обладал запрет умываться: посвящаемый не только не умывался, но и обмазывался золой, то есть также «становился условно невидимым».

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология