Читаем Вместилище духа. История трепанации в разных культурах полностью

Даже если обратиться только к происхождению классической театральной маски, трудно не заметить ее древний сакральный смысл. На празднике Анфестерий архонт-жрец изображал Диониса. Затем маски смогли надевать участники театрального представления. В те времена театр был не развлечением, а принятым в Афинах способом чтить бога Диониса. О том, что это было очень серьезное действие, свидетельствуют сообщения античных источников о других способах почитания Диониса. Например, когда жители Аргоса поначалу не приняли Диониса, он наслал на них проклятие, и ахеянки обезумели, принявшись резать ножами и мечами своих же младенцев. В представлениях древних греков Дионис часто выступал как мрачное хтоническое божество, требовавшее человеческих жертвоприношений для обеспечения плодородия.

Приносимым в жертву часто отрубали голову.

М. М. Бахтин проследил эволюцию маски от первоначального строго культового значения до частно-бытового, как в комедии дель арте (Панталоне, Арлекино и др.): «У Аристофана мы явственно видим еще культовую основу комического образа и видим, как на нее наслаиваются бытовые краски, еще настолько прозрачные, что основа просвечивает через них и преображает их… Можно сказать, что у Аристофана на образ смерти (основное значение культовой комической маски) наслаиваются, не застилая его полностью, индивидуальные и типически бытовые черты, подлежащие умерщвлению смехом. Но эта веселая смерть окружена едою, питьем, непристойностями и символами зачатия и плодородия». Рис. 59

Рис. 59. И для современных художников маска служит воплощением трагедии: Г. Климт. Эскиз к аллегории «Трагедия».

Самая известная венецианская маска – баута, по сути, маска смерти, сошедшая со средневековых миниатюр, на которых смерть чаще предстает в облике мужчины. Ношение бауты не случайно предполагает временный отказ от собственного лица, индивидуальности и норм морали, средневековой корпоративной принадлежности.

В археологических артефактах моделирование головы умершего часто сопряжено с манипуляциями в области глаз. Иногда такие действия расценивают как обезвреживание покойного, иногда – как своеобразное украшение или упреждающее средство, способное уберечь останки от разложения.

Мы уже упоминали раковины, использовавшиеся при моделировке иерихонских черепов. Инкрустация области глазниц янтарем характерна и для погребального обряда древнего населения Прибалтики. В могильнике Звейниеки найдены черепа с янтарем в глазницах и глиняными масками, датируемые 3450–3150 гг. до н. э.

Приблизиться к пониманию смысла подобных действий, на наш взгляд, вновь помогает фундаментальный труд В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки». Пропп выделяет категорию фольклорных персонажей – хранителей царства мертвых.

В русских сказках это Баба-яга, в немецких – «красноглазая» ведьма, в греческой мифологии – циклоп Полифем и т. д. Общая особенность героев – они слепы или их ослепляют по ходу действия. Например: «когда она [Яга] уснула, девка залила ей глаза смолой, заткнула хлопком…». Яга из царства мертвых не видит ушедшего в царство живых, и, наоборот, культурный герой, попадая живым в царство мертвых, должен временно ослепнуть.

Сходный механизм действует во время инициации: магическому отверзанию глаз предшествует искусственная слепота, отверзанию уст – немота, обрезанию – воздержание. Можно добавить, что в кельтской мифологии выделяется мотив слепоты друидов, который соотносится с их способностью к прорицанию.

Изучение погребальной обрядности позднетагарских племен показывает отличное от современных представлений «осознание мертвого тела». Моделировка лицевого скелета, наполнение глазниц, ротовой полости можно интерпретировать не только как обезвреживание умершего или метод консервации, а как своеобразную инициацию, вводящую покойного в иной мир. Средством превращения не случайно избрана трепанация – процедура, использовавшаяся и для изменения живых, и для окончательного преображения умерших.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология