Читаем Вместилище духа. История трепанации в разных культурах полностью

Второй череп из Беги, в Новом Южном Уэльсе, демонстрирует другой способ трепанирования в верхней части головы. Примерно от линии волос на голове этого человека было выскоблено углубление длиной 4 и шириной 2 дюйма. Оба австралийских черепа со следами трепанаций не были травмированы. Значит, поводами для операций были не механические повреждения.

<p>Глава 4</p><p>Символические трепанации</p>

Зачем менять свою внешность? – Феномен посвящения. – В мире знаков. – Хронология и география символических трепанаций в Древнем мире. – Символические прически и скальпирование.

Символическими трепанациями принято называть последствия несквозных манипуляций на своде черепа. Этот термин в 50-е гг. XX в. венгерский ученый Лайон Бартуш ввел для описания специфических поверхностных повреждений, наблюдавшихся на многих черепах X в., периода завоевания Паннонии кочевниками, пришедшими с востока.

Однако к символическим трепанациям могут быть отнесены и другие, значительно более древние попытки представителей различных археологических культур слегка нарушить целостность свода черепа, травмировать костную поверхность в строго определенном месте, создать некий геометрический узор на внешней стороне мозговой капсулы. Терапевтическая мотивация подобных действий не исключена, хотя и довольно сомнительна.

Пол и возраст «символически трепанированных людей» и сопутствующая археология могут отчасти прояснить намерения тех, кто производил операцию. Стремление изменить свою внешность, проявляющееся, например, в искусственном деформировании головы (чтобы подчеркнуть избранность «своих» и их отличия от «чужих» или обособленность элитарного слоя), могло стать причиной символических трепанаций. Можно говорить и о важной ритуальной составляющей поверхностного «трепанирования» как возможного испытания и символа перехода из одной социальной категории в другую (инициация подростков, замужество и рождение детей у женщин, траур, принадлежность мужском союзу и т. д.).

К.-Г. Юнг считал, что высшей целью человеческого существования является процесс «индивидуации» (l’individuation), реализуемый через ряд испытаний. По мнению Мирчи Элиаде, феномен «посвящения» постоянно сосуществует с подлинной жизнью человека, полной глубинных кризисов, тревог, потерь и обретений самого себя, «смерти и воскресения». В периоды общих кризисов человечество прибегает к способам обновления, которое может изменить жизнь. «Обновлением» заканчивается всякое подлинно религиозное обращение.

Обычно под инициацией понимают обряды, преследующие цель радикально изменить религиозный и социальный статус посвящаемого. К концу испытаний неофит обретает совершенно другое существование, чем до посвящения: в глазах окружающих и даже для себя самого он становится другим. Прежний человек условно умирает, «возрождаясь», он получает новое имя, другую одежду и т. п. Без символической смерти в посвящении не может начаться новая жизнь, роль такой «смерти» определяется тем, что она готовит рождение к более высокой форме бытия.

По мысли представителя традиционной культуры, человека создают, в одиночку он «сделать себя» не может, его «делают» старики, шаманы, духовные наставники, являющиеся представителями сверхъестественных существ.

Мы живем в мире знаков, всеми органами чувств улавливая поступающую с разных сторон информацию. По словам замечательного ученого Ю. М. Лотмана, говорим ли мы или пишем на каком-либо языке, наблюдаем ли сигнализацию уличных светофоров, читаем роман или смотрим кинофильм, улавливаем сигналы из космоса или пытаемся понять дельфинов, – мы стремимся включиться в некоторую систему коммуникаций. Пути получения, хранения и передачи информации изучает семиотика – наука о знаках, сквозь призму которой может быть рассмотрено любое культурное явление.

Другая наука, изучающая биологические механизмы общения, – этология. В процессе эволюции человек не только сохранил способность ощущать запахи, тактильную чувствительность, реакцию на мимику и жесты, но и развил способность общаться при помощи членораздельной речи и разнообразных символов.

Как ни парадоксально, тело человека – «улика» его социальной активности. Оно дано нам изначально и поэтому стало для древних людей ключевым элементом мироздания. Наши предки вкладывали глубокий смысл в изменения своего внешнего вида.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология