– Вы позволите нам поговорить наедине? – попросил я графиню.
Амалия Романовна встала и молча вышла из гостиной. В шуршании ее шелкового платья чувствовалось неизбывное раздражение.
– Здравствуйте, – поздоровался я с горничной.
– Здравствуйте, барин, – ответила Евпраксия Архипова и опустила глаза.
– Я не барин, если ты помнишь, – поправил я, соображая, как лучше начать допрос. – Я судебный следователь. Которому нельзя врать, а нужно говорить все, как священнику или лекарю. Понимаешь меня?
– Ага, – ответила Евпраксия.
– Не стой, присядь, – предложил я. – И не бойся меня. Я совсем не страшный.
Девушка взглянула на меня, села на краешек кресла, в котором минуту назад сидела графиня Борковская, и, кажется, чуть улыбнулась.
– Вот и славно, – констатировал я. – Хочу предложить тебе вспомнить все, начиная с того момента, как ты сломала запорную петлю и ворвалась в комнату Юлии Александровны. Что ты увидела?
Горничная Евпраксия с полминуты раздумывала, – не иначе как вспоминала события пятимесячной давности, затем начала рассказывать…
– Когда я сумела открыть дверь и вошла в опочивальню молодой барышни, то они лежали на полу. Глаза их были закрыты…
– Обстановку в спальне барышни помнишь? – попытался я повернуть разговор в нужное мне русло.
– Помню, – ответила Евпраксия Архипова.
– Расскажи, пожалуйста, что ты увидела?
– Окно было отворено… – произнесла горничная и, немного подумав, добавила: – Настежь. – Потом, снова подумав: – Из него дуло.
– Так, из окна дуло… – констатировал я и быстро спросил, перейдя для пущей важности на «вы»: – А вы из него не выглядывали?
– Нет, – ответила Евпраксия.
– На первом допросе вы показали, что окно было расколочено. Что можете добавить по этому поводу? – продолжил я донимать вопросами служанку юной графини Борковской.
– Ну да, окно было разбито, – согласилась со мной Евпраксия. – Одна створка. На ней дырка такая была, – показала она ладонями примерный размер «дырки».
– Разумеется, на подоконнике осколки стекла, следы от сапог… – произнес я в стиле «как бы между прочим».
– Да нет! – махнула рукой горничная. – Ничего на подоконнике не было. Он чистый был.
– Чистый… Не было… – пробурчал я скорее для себя. – Значит, вы увидели лежащую на полу барышню и подошли к ней?
– Ага.
– Вы подошли к барышне… Под ногами захрустело битое стекло… – произнес я и пристально посмотрел на Евпраксию.
Горничная протестующе махнула рукой и безо всякого сомнения ответила:
– Да ничего под ногами не хрустело.
– Битого стекла под ногами разве не было? – изобразил я удивление.
– Не было, – произнесла горничная. – Это я точно помню.
– Так не было или вы не видели? – задал я очень важный уточняющий вопрос.
– Не было, – чуть подумав, ответила Евпраксия.
После нескольких минут беседы горничная освоилась и отвечала на вопросы охотно и безо всякой робости. Когда зашла речь о барышне, лежащей на полу в порванной ночной рубашке с пятнами крови, Евпраксия Архипова скроила горестное лицо и добавила:
– Вот ведь не везет нашей барышне этим летом…
– А что так? – заинтересовался я.
– Так ровно за месяц до того, как забрался этот Скабрезный…
– Скарабеев, – поправил я Евпраксию Архипову.
– …ага, он самый, – продолжила горничная, – какой-то молодой человек из-за нашей барышни пытался утопиться в Оке.
– Вот как… Откуда же вам известно, что молодой человек пытался утопиться именно из-за вашей барышни? – не сразу спросил я, захваченный неожиданной новостью.
– Дык… Он потом письмо анонимное прислал. На следующий день… В нем признавался, что хотел утопнуть из-за неразделенной любви к молодой барышне, – посмотрела на меня Евпраксия Архипова. – Страсти-то какие, прости, Господи, – добавила она и истово перекрестилась.
– Что да, то да, – согласился я с последней фразой Евпраксии и снова перешел на «ты»: – Расскажи-ка мне все, что ты знаешь об этом неудавшемся утоплении.
– Ну, а что я знаю, – как-то не очень уверенно произнесла горничная. – Я мало чего знаю. Барышня тогда на роялях играли в гостиной, а тут прямо напротив окон он и остановился…
– Кто – он?
– Ну, он, молодой человек, – ответила Евпраксия Архипова.
– Остановился – и чего? – спросил я.
– Стал в окошко глядеть, а опосля начал выказывать свой восторг, – продолжила горничная.
– А как именно он «выказывал свой восторг»? – спросил я.
– Да всяко, – ответила Евпраксия Архипова и посмотрела на меня так, как смотрят на малое дите няньки и мамки. – И руками махал, и слова разные говорил, и на свидание барышню звал.
– Ясно, – заключил я. – А ты этого молодого человека видела?
– Да откудова ж мне видеть-то? – удивилась девушка.
– Тогда откуда же ты знаешь, что молодой человек останавливался против окон гостиной, глядел в них и выказывал свой восторг по поводу игры на рояле Юлии Александровны? – в свою очередь выразил удивление я.
– Дык разговор слышала… Я рядом стояла, когда молодая барышня об этом своей маменьке рассказывали, – пояснила Евпраксия Архипова.
Теперь, наконец, стало кое-что проясняться.
– Ну, хорошо, – изрек я. – Молодой человек «выказал свой восторг». Что было дальше?