Властелин Зимы

Говорить бесполезно.

Толпа увеличилась. Уже, наверное, все жители собрались. Кто-то с оружием, кто-то просто так. Они шушукались, обсуждали, осуждали…

До Гана доносились обрывки их сердитых фраз:

– … все он виноват…

– … звереныш…

– … проклятье на нем лежит… и нам теперь бед принесет…

– … надо его…

– … разобраться, и точка…

С каждой новой фразой люди все сильнее горячились. Кольцо сжималось вокруг Гана, отрезая все возможные пути к отступлению. Отовсюду неслось:

– … осторожнее… не подходите…

– … да что он сделает нам… в деревне он беспомощен… нас больше…

– … судить его…

– … расправа…

– … справедливость…

Ган непроизвольно потянул руку за спину, туда, где в небытие между его человеком и зверем хранился меч. Он замешкался на миг, поймав себя на мысли, что совершенно не желает сражаться. Ни с кем из присутствующих здесь. Даже с Каем, по отношению к которому в данный миг испытывает гнев.

Странное чувство охватило оборотня. Он смотрел на подступающих людей – врагов по сути – и понимал, что не сможет сейчас им навредить. Не потому, что потерял магию и сомневается в себе. По совершенно иной причине. Такую причину еще совсем недавно он посчитал бы непозволительной и глупой.

Жалость? Сострадание?

Нет.

Что-то иное. Гложущее изнутри душу, наполняющее все существо каменной тяжестью.

Сопричастность.

Ведь Игривица – дом. Пусть давно покинутый, пусть забытый, но все же дом. Здесь он когда-то жил и рос. Он ведь знает всех этих людей. Когда-то к каждому из них он имел свое особое отношение. Кого-то уважал, кого-то любил, кого-то боялся и презирал. Но все это были чувства! Яркие, понятные, сильные эмоции живущего в тесном сообществе существа.

Он ведь не забыл. Ничего не забыл!

Иней не стирал из его памяти детских воспоминаний. Он просто лишил их красок и силы. Ган помнил, но ему было все равно. Не интересовала больше семья. Друзья. Ничего. И все это, более ненужное, пылилось где-то на задворках памяти, но вот всплыло!

И от этого вдруг душно стало и больно. В глазах поплыло. Голова закружилась, и Ган повернулся вокруг себя, теряясь взглядом в хороводе лиц. Уродливых, перекошенных и злых, как показалось ему в тот миг.

– Вяжите его и в поруб!

Он не разобрал, кому из негодующей толпы принадлежал этот грозный окрик. Да и не важно уже было… Деревенские навалились на оборотня, а тот даже не сопротивлялся.

Хотя и мог.

Мог вытянуть страшный свой меч и разрубить им пару-тройку человек от плеча до бедра.

Или – еще хлестче! – обернуться леопардом и подавить, погрызть тех, кто окажется в зоне досягаемости. Скольких он сможет убить таким образом, прежде чем остальные подберутся к нерасторопному на земле зверю, чтобы забить его топорами и вилами?

Но он не стал делать ни первого, ни второго.

В груди все рвалось на куски и болело. Парализовывало, не позволяя вздохнуть.

В какой-то момент Ган разглядел за бушующем морем голов и рук свой дом.

Дом, в котором он жил вместе с матерью и отцом…

Где же они? Он вгляделся в окружающие лица – не было их. Конечно, они ведь ему не враги. Единственные здесь…

– Отец, помоги, – зачем-то беззвучно позвал Ган, понимая, что помощь не придет.

Игривица не могла простить предателя. Оборотня связали по рукам и ногам и, с победоносными криками протащив по улицам, унесли на окраину деревни. Там стоял новый ладный дом. Ган помнил, что в его время такого тут не было, а потом, явившись за Витой, он, наверное, просто не приглядывался.

Рядом с домом действительно был поруб.

Ган вспомнил его – старый бревенчатый сарай с решетками на единственном окошке и окованной дверью с большим засовом и петлями под замок. Порубом пользовались нечасто – сюда сажали провинившихся, если общий деревенский суд так решал.

Пленника не сразу бросили внутрь. Сначала принялись звать того, кто в новострое жил.

– Эй, господин колдун! Выходи – дело есть! Выбирайся из дома срочно…

«Какой еще колдун» – насторожился Ган. Попытался повернуться, чтобы разглядеть – лежал лицом к двери поруба – но кто-то, заметив его шевеления, зло наподдал ему ногой по ребрам.

– Лежать.

Ган выдохнул обреченно. Дурацкая ситуация. Он пленен не какими-нибудь великими воинами или королевскими магами, а толпой обычных деревенских мужиков…

… и ничего не может с этим поделать.

Он не сможет причинить им вреда.

От одной мысли об этом почему-то становится нехорошо…

– Ну, чего там еще? – сиплый недовольный голос выплелся из общего гула. Хлопнула дверь. Скрипнула под чьим-то весом крыльцо.

Ган умудрился-таки немного развернуться и скосить глаза, чтобы разглядеть говорящего. На ступенях стоял высокий грузный мужчина в потрепанной форме – такая была у королевского мага в Аграде.

– Вот! Господин Алозвон, зверя поймали! Властелину Зимы служит, – громко объявил худющий, длинный, как жердина, мужичонка.

Леопард тут же вспомнил его имя – Ирсэн-рыбак.

– Какого еще зверя? – со скукой в голосе проворчал тот, кого назвали господином Алозвоном.

– Оборотня лютого, – радостно сообщил Ирсэн.

Стоящие рядом дружно закивали.

– Оборотня? Этого, что ль? Да какой он, в бездну, оборотень?