Запахи будоражили своей насыщенностью и пряностью. Незнакомый мир вокруг был чужд. Он полнился влагой и теплом. Он был странен и в то же время… узнаваем.
– Вперед, вперед! – подгонял голос, заставляя двигаться за нитью сквозь марево кудрявых папоротников.
И Вита шла, покорно, с интересом. Она твердо знала, что все вокруг – иллюзия, а, значит, реальная опасность ей не грозит. Эта уверенность рождала любопытство.
Вскоре лес открыл круглую поляну.
Посреди нее кто-то ворчал и фыркал, скрытый от глаз завалом из павших стволов. И нить дергалась от его движений…
Деревья почти сходились кронами. Ниспадало с их перекрещенных ветвей покрывало из длинных, похожих на веревки лиан. За ним поднялась угловатая тень. Воздух сотрясло рычание.
Нить натянулась до звона и засветилась сильнее.
«Сейчас он покажется тебе» – сообщил голос.
«Кто?»
«Зверь».
Он действительно показался. Выплыл из-за бурелома. Приблизился, ворча, и встал по брюхо в папоротнике, сияющим светом к Вите привязанный.
Никогда прежде она не видела подобных зверей. Даже в «Бестиарии Иеронимуса» среди жутких грилли, крылатых драконов и зубастых левкрот.
Длинные челюсти. Тонущие в глазницах глаза, излишне сдвинутые к носу. Низкие маленькие уши. Длинное тело. Увесистый, толстый в основании хвост. Он качался из стороны в сторону, медленно и равномерно, как маятник. Бежево-бурая шкура с росчерками черных полос.
Желтые глаза с тонкими зрачками.
«Смотри на него. Смотри! – призвал голос. – Ты видишь Рассвет и видишь начало!»
«Начало чего?»
«Нашей нити…»
Зверь сделал еще один шаг, и мир вокруг содрогнулся.
Время стало разгоняться. Солнце взлетало над горизонтом и, как бешенное, камнем падало вниз. Звезды осыпали небо и тут же гасли, уступая место заре. Все быстрее, быстрее! Пейзаж вокруг тоже менялся – деревья падали и вырастали вновь. Горы рушились, оборачиваясь морями. Небо играло цветами, и лишь луна неумолимо стояла над горизонтом. Днем белая, ночью золотая.
Иногда алая, как кровь.
Вместе с миром менялся и зверь. Он на глазах поседел, осунулся и, наконец, пал. На глазах мясо исчезло с костей, и они остались лежать, одинокие, желтые, обласканные светом голодной луны.
Когда на горизонте – там, где прежде стояли горы – мелькнула ослепительная вспышка света, и вырос высокий стеклянный купол, голос пояснил: «Это духи-хати спустились с небес, создали плоскую землю и поселили там первых людей, укрыв их защитной полусферой от остального мира. Смотри… Смотри!»
Вита смотрела.
Кости, что лежали до этого подле нее, исчезли. А потом в сменившей папоротники высокой траве вновь поднялся зверь. Тот же самый, за одним лишь исключением – глаза его были другими. Человеческими. Словно почувствовав Витину догадку, он поднялся на задние ноги и… обернулся. Что следовало за оборотом разглядеть не удалось. На мир пала тьма и не сходила какое-то время. Все утонуло в ней, будто растворилось…
Вита испытала страх – ей показалось, что мир исчез, разрушился, пропал навсегда. Лишь желтая мутная клякса луны дарила надежду, что не все еще потеряно.
И мир вернулся.
Теперь он был до боли знакомым, родным. Холодным, неприветливым, снежным. Хмурое море плескалось у ног, и нелепо торчал над ним опрокинутый набок купол. Мигал огнями. По нему, как слезы, стекали струи белого тумана.
«Вот и все, вот и кончилось Царство Рассветное. А за ним и плоская земля канула в небытие, – прогудел голос, слившись с воем ветра, – а вот и последнее, что могу я тебе показать»…
Кости.
Они снова лежали на прежнем месте…
Смена дней и ночей. Времена года летят, как страницы книги…
Последним, что увидела Вита, было отступление моря. Вода уходила, отдавала берег лесу. Родному лесу. Посредине его была разрушенная землянка ведьмы – черная яма, кишащая духами разложения.
И светящийся скелет лежал на ее дне.
***
Вита выбежала на палубу. Мокрый снег сыпался из небесной черноты. Промозглый ветер кусал за лицо.
На бегу она столкнулась с Ганом – влетела со всей скорости так, что из рук его вывалился тюк с добытой одеждой.
– Осторожнее, – ладони леопарда легли на плечи, отстраняя. – Что случилось?
В том, что что-то случилось, он не сомневался, ведь глаза у Виты были безумные – зрачки во всю радужку. Голос дрожал, руки тоже.
И тут, неожиданно:
– Раздевайся! – жуткий голос, настойчивый приказ.
– Ну, не здесь же? – отступая, пробормотал Ган, силясь понять, что вообще произошло. – Вы там с ведьмачонком брагой обпились, что ли? Ты в своем уме?
Тут и до Виты дошло, что именно она ляпнула в угаре, и щеки ее стали пунцовыми. Вот только оброненных слов назад не заберешь.
– Тату… ировки, – сбивчиво произнесла она, морщась и виновато потирая затылок. – Я имела в виду твои татуировки. Позволь взглянуть на них еще раз. Прошу… Прости…
– За что? – Ган окончательно выпал из реальности.
Задыхающаяся от волнения, нервная Вита в сбитой набок, кое-как заправленной в штаны рубахе – его рубахе! – производила…
…неизгладимое впечатление.
– За просьбу дурацкую, но мне очень надо!
– Надо так надо, – Ган не стал сопротивляться.
Ничего такого. И дались ей эти татуировки?