– Вот этот зверь, Ган. Очнись уже. Замерз, что ли? – звонкий полушепот вырвал из водоворота страстных и одновременно разочаровывающих догадок. – Ну? Ответишь?
– Этот зверь… – Ган наконец-то собрался с мыслями и вгляделся в схематичное, перечеркнутое шрамом изображение. – Почему именно этот?
– Он на моем мече.
– Разве? – Ган пригляделся.
Не очень-то вроде похоже. Схематичные полосы, длинная морда, хвост петлей. Да мало ли таких зверей на его теле?
Но Вита уверенно заявила:
– Этот. Я узнала его. И не спрашивай как. Просто… почувствовала.
– Это мезоникс.
– Его имя? Так зовут его? – Вита принялась сыпать вопросами.
Еще ни разу Ган не видел ее такой заинтересованной, возбужденной и живой. Ее жизнерадостность продолжала волновать, и все же мешалась с грустью. Весь интерес лишь к зверю на татуировке. Не к ее обладателю. Она ведь его даже не стесняется…
– Не имя – название. А имени не помню, – глубокий вздох.
Нужно отпустить ситуацию и не надумывать себе глупых чувств. Лишних эмоций. Не нужно этого…
– Не помнишь… – разочарованный, полный досады взгляд. – А почему этот зверь нарисован таким большим? – И жгучий росчерк пальцем от ключицы к ключице. – Все эти звери?
Больнее всего было набивать это кольцо из животных. Хоровод вымерших тварей вокруг шеи ожерельем. Она еще того, большого – самого главного! – не видела… Что прячется под волосами на стыке спинных и шейных позвонков.
– Это древние оборотни. Наше начало. Самые первые. Их немного – но имен я не помню, и не выспрашивай, – Ган взял Витину руку за запястье и отвел от себя.
Сразу стало спокойнее.
Он подхватил одежду и стал спешно натягивать обратно. Когда на плечи лег плащ, успокоился окончательно. Самообладание вернулось – не зря же тренировался прятать чувства и эмоции столько лет. Нет! Не для того он усердствовал, чтобы вот так вот, враз, все свои навыки растерять…
И голос Виты, тихий, но требовательный:
– Попробуй вспомнить, пожалуйста.
Паром качнулся на высокой волне, швырнул деву леопарду в объятия.
Ган, ошалевший от происходящего, машинально уперся спиной в стену и, обхватив Виту за талию, удержал от падения, прижав к себе. Запах волос… Новый толчок заставил носом уткнуться в светлую макушку…
Оборотень пробормотал:
– Не помню я.
– Эй, полегче! Не помнишь – и ладно, – Вита отстранилась сердито, переступила босыми ногами по мокрой доске. – Ноги озябли, пойдем в каюту. А про зверя я и сама потом как-нибудь разузнаю.
– В замке Зимы книги были, – произнес Ган, всеми силами вытягивая себя из этого вязкого, кисельного состояния, в котором он утопал, как муха в меду. Нужно собраться! Срочно! – Может, в городе тоже найдутся.
– Хорошо бы, – мечтательно протянула Вита, отодвигая щеколду.
Они прошли по палубе, слушая летящую над водой пьяную песню менестреля, и спустились к себе.
Ган забрался на верхнюю койку, что была над местом спящего Данияра, и отвернулся к стене, дав себе слово не поворачиваться к Вите до утра.
Вита тоже уткнулась носом в доски. Сперва она рисовала в сознании образ таинственного зверя. Повторяла беззвучно его название. Мезоникс. Мезоникс…
После него в голову полезли тревожные мысли о Ринэнэн. Что за несправедливость! Из-за чьей-то никчемной прихоти вся ее жизнь чуть не поломалась. Слава морю, оравэтке хватило сил противиться и сражаться, но сколько дев не найдут этих сил и усомнятся в себе? Смирятся. Примут, как судьбу, неизбежное…
***
На рассвете дверь сотряслась под градом гневных ударов. Хор нестройных голосов требовал немедленно отпереться и показаться наружу.
– Это за мною, наверное, – сонно пробормотал пробудившийся первым Данияр.
Хмель с него как рукой сняло.
– Чего натворить успел? – призвала к ответу Вита.
– Да так, – заюлил парень, – в карты пару раз у них выиграл.
– Про карты я уже слышала. И про выигрыш. Жульничал, небось?
– Да, маленько совсем, и враньем-то не назовешь, – принялся оправдываться парень.
Но вскоре выяснилось, что недовольные явились вовсе не за Данияром.
Дверь напружинилась, натянулась в петлях. Треснул засов, вырываемый вместе с гвоздями.
На пороге встал сам Оржан Баэз. Упер мягкие руки в полные бока, сердито склонил лысеющую на маковке голову.
– А ну, дева, говори живо, что с невестой моею стряслось?
Вита глянула на него в упор, села на кровати, принялась натягивать меховые оравэтские сапоги. Их, вместе с длинной мужской коттой и коротким меховым плащем-накидкой ночью добыл Ган.
Злоба кипела в груди. История Ринэнэн ожила в мыслях и точила теперь нервы, как язва. Забирать невесту силой! В той местности, где Вита родилась, невест обычно не неволили, хотя, находились еще похожие на Баэза ушлые старики, что по старой памяти норовили купить себе в бедной семье молодую жену. В Игривице такого себе уже никто не позволял. Невольные девы, отданные замуж за деньги или под угрозами, больше встречались на юге. За эту дикую традицию северяне южан не любили…
И теперь Вита злилась, вспоминая гордое, решительное лицо сбежавшей оравэтки. Как смел Оржан Баэз помыслить о том, чтобы сделать очередной наложницей вольную дочь полярных льдов?