Властелин Зимы

Он направился в их каюту, но Вита моментально уперлась.

– Не туда. Там же Данияр.

– Он пьяный, – отмахнулся Ган.

– Все равно. Проснется еще и увидит… – объяснила Вита смущенно.

– Ладно, понял тебя, – леопард огляделся по сторонам. Неподалеку от них хлопала на ветру расхлябанная, наспех сшитая из разномастных досок, дверь какой-то подсобки. – Туда.

Вместе они прошмыгнули в полутемное сырое помещение. Окошко у потолка света почти не давало, но в бледном квадрате, выпавшем из него на гнилую полку, обнаружился огарок свечи, огниво и стеклянная грязная лампа.

Когда она, наконец, засветилась, выступило из мрака остальное убогое убранство закутка: умывальник, раковина, осколок зеркала на стене, наваленные в углу корыта и тазы. Немудреные удобства для того, чтобы пассажиры в дороге могли умыться.

Удобствами этим, похоже, мало кто обычно пользовался.

– Давай быстрее, – подгоняла Вита, запирая ржавый засов, – а то придет еще кто…

– Плевать на всех, – честно сказал Ган, – мы не торопимся.

Он снял плащ и начал стягивать через голову котту. Кожаный доспех остался в каюте, хотелось немного отдохнуть от него, хоть и время было не самое подходящее. Толпа вооруженных воинов – плохое соседство. И все же леопарда они не пугали. Главное, что поблизости не было колдунов. Кроме Данияра…

…но тот не в счет.

Одежда упала на пол, в сторону отброшенная. Пока Ган стягивал ее, дыхание Виты, тяжелое, непозволительно громкое из-за волнения и спешки, заполнило тесное пространство.

Ган пытался не думать об этом, не слушать, но движимый чужими легкими воздух настойчиво касался его кожи, ставшей вдруг слишком отзывчивой, чувствительной. Как он жил с этим прежде? Когда Иней терзал его шкуру за любую провинность. Боли ведь почти не чувствовал. Терпел легко. А теперь что же? Если даже невесомый ветерок…

… так будоражит.

– Что именно ты хотела видеть? – он поднял взгляд на деву, чувствуя себя неуютно из-за наготы. Чего, вроде бы, там стесняться? Портки-то на месте, а рубаха…

Успокоения не помогли. Ган ощутил вдруг, что плавится под горячим взглядом стальных глаз, пока Вита настойчиво и требовательно разглядывает его, беззвучно шевеля губами – шепча что-то себе под нос.

Ее увлеченность поражала. В затхлой комнатке она была наедине со своим интересом, полностью поглощенная им. Тонущая в собственных мыслях, догадках. Глубоко ушедшая в собственный мир. И леопарду не было в нем места. Сейчас он являлся для Виты просто книжкой с картинками, которую полистают и спрячут обратно в сундук.

И все же серые глаза, скользящие по груди и ключицам, завораживали и заставляли сердце биться быстрее. «Пусть дотронется…» – родилось в мыслях Гана, но дерзкая мысль была тут же стерта зловредной совестью. Нельзя! В мыслях воина должен быть холод. И лед, что крепче…

…все это не работало!

Вита дышала в грудь, рассматривая переплетения и узоры. Она чуть присела, чтобы удобнее было «читать». И Ган, воспользовавшись моментом, принялся жадно разглядывать ее в ответ…

Толстая растрепанная коса переброшена через плечо. Короткая. Она стрижет волосы? Конечно… Мешают ведь в работе и в бою. Плечи широкие, руки сильные. Подчеркнутая тонким хлопком рубахи аккуратная грудь… Дух захватало… И почему сейчас? Прежде он и обнаженной ее видел, и плевать было… Не волновало вообще.

Так почему же теперь?

Почему…

Голая Вита всплыла в памяти предательски отчетливо.

На ледяном троне в замке Зимы…

На деревянной скамье бани, в томных паровых клубах…

Ган даже сглотнул. Подавившись комком слюны, закашлялся, чувствуя, что в ушах начинает звенеть, а по позвоночнику катится сверху вниз волна огня. И воспламеняет все. Внизу… Наливает тяжелым, требующим разрядки напряжением…

Этого еще не хватало!

Ган почувствовал, что его охватывает паника. Тело не слушается, выходит из-под контроля и тянет за собой разум в манящую, сладкую ловушку. В пучину животного безумия…

В этот момент – миг отчаяния – палец Виты, словно раскаленный стальной прут, уперся Гану в правую ключицу.

– Этот зверь!

– Что? – он тряхнул головой, сбрасывая остатки подлого наваждения.

– Вот этот зверь, – медленно повторила Вита, не отрывая взгляда от вожделенного изображения. – Кто это?

Леопард опустил голову – неудобно смотреть. Девичьи пальцы тут же впились в его предплечье, заставляя подойти к тусклому зеркалу. Там они отразились вдвоем. Ган с каким-то бессмысленным, растерянным выражением лица, и Вита у его груди…

Вдвоем.

И именно в тот миг Ган впервые посмел – позволил себе подумать – что они могли бы быть вместе… Предательская мысль резанула по сердцу ножом, родив боль, злость и презрение к себе.

Ерунда это все!

Он – одиночка. Точка. Таков его путь.

И Вита такая же.

Она ни с кем. Сама с собой – со своими делами, мыслями, деревней, семьей. Со своей историей, в которой ему – Гану – места нет! И то, что его пустили на время в Витину жизнь, по ее мнению, наверняка вовсе не подарок судьбы и не заслуга – досадная оплошность, не более.