– На одно из древних созданий Рассветного царства. В книгах учителя было написано, что подобная ипостась была у кого-то из первых оборотней, – почесал затылок Ган. Все, что окончательно не вколотил в него силой Иней, он старался успешно забыть, как не особо нужное, но Вита настаивала, а глаза ее блестели интересом.
– У кого?
– Я что, помню? У кого-то. Первых оборотней создали духи-хати. Йоремуне создал. Он подобрал для них ипостаси самых могучих зверей Рассвета – вырыл из-под земли Рассветный тлен и вложил в тела избранных.
– Как вложил? – очередной вопрос не заставил себя ждать.
– Как-то… Откуда мне знать? В книжках ведь подробностей не пишут. Там все красиво и поэтично – «вложил», «вдохнул».
– И непонятно, – улыбнулась вдруг Вита. – Точно. Я читала в бестиарии про волков, о том, что они «плоти ароматы чуют и вкушают». «Вкушают»! Представляешь? Слово-то какое! Жрут они, а не вкушают…
Ган попытался сопротивляться, но, в конце концов, поймал себя на том, что тоже улыбается. Едва заметно, сдержанно.
Первый раз за много лет.
А еще он понял вдруг, что устал.
Ощущение усталости всегда казалось ему проявлением слабости, неприятным и неизбежным.
И Вита заметила.
– Отдохни, а я пойду, воздухом подышу, – бросила, сделавшись вмиг привычно-безразличной, и вышла.
***
Идти праздновать не хотелось.
И оставаться в каюте с Ганом тоже. Сиюминутное дружелюбие к нему сменилось очередным приступом раздражения. Он будет отдыхать – если будет! – а она что? Рядом сидеть? Или спать на соседней кровати? Может, это и вариант… В конце концов, ей придется привыкнуть к его близкому присутствию. И днем, и ночью. Кто знает, сколько продлятся поиски ведьмы?
Да и не сильно Ган тревожил ее там, в таверне… В таверне, правда, Вита слишком измучена была, чтобы о чужом присутствии думать. Там бы и с медведем-шатуном под боком, пожалуй, заснула. Уже все равно было… А теперь мысль о том, чтобы спать с Ганом в одной комнате на соседних кроватях, вызывала отторжение. И ясно, отчетливо, во всех деталях всплывал в памяти пыточный зал замка Властелина Зимы…
Она поежилась, ушла на корму, где было тихо.
За бортом плескала вода. Вита вгляделась в нее – бесполезно. Ярын-Наен – словно зеркало. Отразит небеса, а дна своего не покажет. И лицо смотрящего отразит, окутанное тьмой, неживое будто…
Едва различимые раздались шаги. Кто-то шел в сторону кормы – походка звериная, легкая, почти бесшумная. Вита насторожилась. Интересно, кто? Не похоже ни на тяжелых Оржановых воинов, ни на подвыпивших гостей.
Кто же?
Она быстро спряталась за укрытые рогожами и шкурами Баэзовы тюки, что кучей лежали вдоль низкого борта. Дорогие вещи жених унес в каюту, оставив на палубе нищенские по южным меркам дары невестиной родни.
Шаги звучали все ближе.
Заиграла жемчугом лисья шуба.
Ринэнэн!
Вита успела узнать имя невесты – много раз его повторяли охранники и слуги, пока свадьба с шумом и разговорами грузилась на паром.
Невеста подошла к борту, натянутая, как стрела, порывистая, как ветер, нервная, как караулящая стадо олениха. Стоило Вите неосторожно двинуться в своем укрытии, Ринэнэн чутко обернулась. Затрепетали на круглом оравэтском лице широкие ноздри, и черные волосы будто приподнялись, как щетина на загривке рассерженного животного. А в глазах такая боль отразилась… Такая тоска…
Вита все поняла. Будто сама ощутила! Вновь… То, что чувствовала, стоя на холодном каменном подоконнике замка Зимы над полнящейся огнями бездной… Безысходность и безразличие. Страх. Странное сочетание эмоций. Мешанина, гасящая инстинкты и здравый смысл, рождающая в душе неразумное, противное всему живому желание саморазрушения.
Ринэнэн сбросила шубу и прыгнула за борт.
Ушла в воду почти бесшумно.
От навалившейся тишины зазвенело в ушах. Отошли куда-то вдаль звуки гулянки. Остались лишь удары сердца, лютые, настойчивые, словно дробь боевого барабана. И тихие всплески.
Плех-плех-плех…
Вита вмиг отмерла, вырвалась из своего укрытия и перевесилась через ограждение на корме. Паром шел вдоль берега – он был не так, чтобы очень далеко. Еловый лес стоял в синей дымке… И маслянисто-черная голова Ринэнэн – волосы, как змеи, извиваются за спиной, тянут ко дну. Одежда тяжела – проклятущее подвенечное платье, ненавистный расшитый самоцветами подол…
– Ринэнэн! – просипела Вита.
Хотела крикнуть, но не смогла. Голос пропал вдруг.
Она перевалилась за борт и, ударившись о воду, еле сдержалась, чтобы не принять птичье обличье. Птице человека из озерных пучин не вытянуть, не дотащить до спасительного берега. То, что обратно на паром невесте Оржана пути уже нет, Вита поняла сразу. И приняла это решение Ринэнэн, как свое.
Она и без птичьего обличья чувствовала себя в воде, как дома. Даже тулуп перед прыжком не скинула – сила оборотня наполняла каждую клеточку, каждый мускул. Одежда не тяготила, хоть тело и рвалось обернуться…
Вита быстро нагнала беглянку, подставилась ей под окоченевшую руку.
– Держись за меня!
– Нет… – Ринэнэн попыталась оттолкнуться, отплыть в сторону. – Не пытайся меня вернуть. Я лучше умру…