Большинство спортсменов из других стран тоже поселили в Олимпийской деревне, и теперь здесь царил шум; мужчины и женщины в спортивной одежде пробегали по улицам, окликая друг друга на множестве языков, и их великолепное физическое состояние отражалось на молодых лицах и в каждом их движении. Когда атлеты приехали на стадион, его размеры ошеломили их. Огромный комплекс спортивных залов и крытых плавательных бассейнов расположился вокруг овального поля. Ряды скамей казались бесконечными, а олимпийский алтарь в дальнем конце с незажженным факелом на треноге придавал некую религиозную торжественность этому храму, посвященному человеческому телу.
Им понадобилось целое утро, чтобы все осмотреть; возникали сотни вопросов. Хейди отвечала всем, но не раз и не два Манфред обнаруживал ее рядом с собой, и, когда они говорили по-немецки, у них рождалось чувство близости даже в толпе. И это не являлось лишь плодом его воображения, потому что Рольф тоже заметил ее особое внимание к Манфреду.
– Как тебе нравятся уроки немецкого? – с невинным видом спросил он за обедом, а когда Манфред огрызнулся, Рольф лишь ухмыльнулся.
Хозяева Олимпиады обеспечили спортсменов спарринг-партнерами из местных боксерских клубов, и в последующие дни дядя Тромп заставлял всех тренироваться до изнеможения.
Манфред бросался на своих противников, так молотя кулаками по толстым набивным пластинам, защищавшим их туловища и головы, что они все равно не выдерживали больше раунда или двух, а потом просили замену. Когда же Манфред возвращался в свой угол ринга и оглядывался вокруг, он обычно находил где-то неподалеку Хейди Крамер, наблюдающую за ним; ее безупречная кожа разрумянивалась, невероятно синие глаза смотрели со странным напряжением, губы слегка приоткрывались, а между острыми белыми зубами виднелся кончик розового языка.
Однако лишь через четыре дня тренировок Манфред очутился с ней наедине. Он закончил работу в спортзале и, приняв душ и переодевшись в серые брюки и джемпер цветов университета, вышел через главный вход стадиона. Он уже подходил к автобусу, когда Хейди окликнула его и догнала.
– Я тоже возвращаюсь в деревню. Мне нужно поговорить с поваром… можно поехать с вами?
Должно быть, она нарочно его ждала, и Манфред почувствовал себя польщенным и немножко взволнованным.
Хейди шла легко, покачивая бедрами, а волосы спадали вокруг ее лица завесой золотистого шелка, когда она, поднимая голову, смотрела на него по пути к остановке автобусов.
– Я наблюдала за боксерами из других стран, – сказала она, – в особенности за полутяжелым весом, в том числе за вами.
– Да… – Манфред нахмурился, скрывая смущение. – Я вас видел.
– Вам некого опасаться, кроме американца.
– Сайрус Ломакс, – кивнул Манфред. – Да, журнал «Ринг» считает его лучшим боксером-любителем в полутяжелом весе в мире. Дядя Тромп тоже за ним наблюдал. И согласен, что Ломакс очень хорош. Он очень сильный.
– Он единственный, кого вам придется победить ради золота, – согласилась Хейди.
– Я буду там, чтобы болеть за вас.
– Спасибо, Хейди.
Они сели в автобус, и, когда парни с других мест с восхищением уставились на Хейди, Манфред ощутил гордость из-за того, что она – рядом с ним.
– Мой дядя большой поклонник бокса, – продолжила Хейди. – И он, как и я, полагает, что у вас есть все шансы побить американского негра. Дяде очень хотелось бы познакомиться с вами.
– Ваш дядя очень любезен.
– Он сегодня вечером устраивает дома небольшой прием. И просил меня пригласить вас.
– Вы ведь знаете, что это невозможно, – покачал головой Манфред. – У меня расписание тренировок…
– Мой дядя – очень важный и влиятельный человек, – настаивала Хейди, склонив голову набок и умоляюще улыбаясь ему. – И это не поздно. Обещаю, вы вернетесь к себе до девяти вечера.
Увидев, что Манфред колеблется, она продолжила:
– Мой дядя – и я – будем очень счастливы.
– У меня тоже есть дядя, дядя Тромп…
– А если я добуду для вас разрешение дяди Тромпа, обещаете прийти?
Хейди ждала Манфреда в «мерседесе» перед их домом в деревне ровно в семь, как они и договорились. Шофер открыл перед ним дверцу, и Манфред опустился на кожаное сиденье рядом с девушкой.
Она улыбнулась:
– Вы потрясающе выглядите, Манфред.
Сама она заплела свои светлые волосы в две толстые блестящие косы и уложила на макушке. Плечи и верхняя часть пышной груди были обнажены и сияли снежной безупречностью. Коктейльное платье из светло-синей тафты идеально совпадало по цвету с ее глазами.
– Вы прекрасны! – с благоговением в тоне воскликнул Манфред.
Он никогда прежде не говорил женщинам комплиментов, но сейчас он просто констатировал факт. Хейди опустила глаза, и это был трогательно скромный жест, если учесть, что она наверняка привыкла к восхищению мужчин.
– На Рупертштрассе, – приказала она шоферу.