– Вы понимаете, братья мои? – объяснял Мозес на первом собрании своего центрального комитета Союза африканских шахтеров, что состоялось в питейном заведении мамы Нгинги. – Если бы они обрушились на нас всей своей силой, пока мы еще слабы, они бы уничтожили нас навсегда. Этот человек, Смэтс, истинный дьявол, и он настоящий наконечник правительственного копья. Он без колебаний отправил военных с пулеметами, когда белый профсоюз устроил забастовку в двадцать втором году. А что стало бы с черными бастующими, братья мои? Он бы залил землю нашей кровью. Нет, мы должны усыпить их бдительность. Терпение – великая сила нашего народа. За нами сотня лет, а белые люди живут только одним днем. Со временем черные муравьи вельда строят горы и пожирают тушу слона. Время – наше оружие, и время – враг белого человека. Терпение, братья, и однажды белый человек увидит, что мы не скотина, которую можно запрячь в его фургон. Он скорее обнаружит, что мы черногривые львы, свирепые пожиратели белой плоти!
– Как быстро пролетело время после того, как мы ехали на поезде из пустыни к этим плоским блестящим горам Голди!
Хендрик смотрел на шахтные отвалы, возвышающиеся на фоне неба, а Мозес вел старый «форд» по почти пустой дороге воскресным утром. Он вел машину спокойно, не слишком медленно и не слишком быстро, строго соблюдая правила дорожного движения, заранее останавливаясь при смене огней светофора, этого чуда технологического века, которое за последние месяцы установили на главных улицах. Мозес всегда ездил только так.
– Никогда не привлекай к себе внимания без необходимости, брат мой, – советовал он Хендрику. – Никогда не давай белым полицейским повода остановить тебя. Он уже ненавидит тебя за то, что ты водишь машину, которую он не может себе позволить. Никогда не отдавай себя в его власть.
Дорога обогнула лужайки Загородного клуба Йоханнесбурга, зеленый оазис посреди коричневого вельда, политый и ухоженный, подстриженный так, что он превратился в бархатный ковер, на котором белые игроки в гольф сражались пара против пары, и за ними следовали босоногие кедди. Дальше, в глубине, виднелись белые стены здания клуба, и Мозес сбавил ход машины и повернул в конце клубной территории, где дорога пересекала узкий пересохший ручей Санд-Спруйт, а табличка гласила: «Ферма Ривония».
Теперь они ехали по дороге без покрытия, и пыль, поднятая колесами «форда», повисала за ними во все еще спокойном воздухе горного вельда, а потом медленно оседала, чтобы присыпать жесткую, высушенную морозами траву вдоль театрально ярких красных обочин.
Эта дорога шла между небольшими земельными участками по пять или десять акров, и собственность доктора Арчера находилась в самом конце дороги. Он не делал попыток как-то обрабатывать землю, не держал кур, лошадей и не заводил овощных грядок, как это делали другие мелкие землевладельцы. Единственное строение на его участке было простым, непритязательным, с истрепанной тростниковой крышей и широкой верандой, окружавшей его со всех четырех сторон. От дороги дом отгораживали неряшливые посадки голубого австралийского эвкалипта.
Под эвкалиптами уже стояли четыре автомобиля, и Мозес повернул «форд» с дороги и заглушил мотор.
– Да, брат мой. Годы прошли быстро, – согласился он. – Они всегда так текут, если люди стремятся к огромной цели, а мир вокруг меняется. Грядут великие события. Прошло девятнадцать лет с момента революции в России и изгнания Троцкого. Гитлер захватил Западную Германию, в Европе поговаривают о войне – войне, которая навсегда уничтожит проклятие капитализма и из которой родится победоносная революция.
Хендрик засмеялся, и черный провал его рта превратил смех в жуткую гримасу.
– Все это нас не касается.
– Ты снова ошибаешься, брат мой. Это нас касается больше, чем что-либо другое.
– Я этого не понимаю.
– Тогда я помогу тебе. – Мозес коснулся его руки. – Идем, брат. Я веду тебя на следующую ступень твоего понимания мира.
Он открыл дверцу «форда», Хендрик тоже вышел со своей стороны и последовал за Мозесом к старому дому.
– Будет мудро с твоей стороны, брат, если ты будешь держать открытыми глаза и уши, а рот закрытым, – сказал Мозес, когда они подошли к ступеням передней веранды. – Ты так многому научишься.
Когда они поднялись на веранду, им навстречу поспешно вышел Маркус Арчер, и его лицо просияло, когда он увидел Мозеса; он быстро шагнул к нему и нежно обнял, а потом, все еще держа руку на талии Мозеса, повернулся к Хендрику:
– Ты, должно быть, Хенни. Мы часто о тебе говорили.
– Мы уже встречались прежде, доктор Арчер, в подготовительном центре.
– Это было очень давно. – Доктор Арчер пожал руку Хендрику. – И ты должен звать меня Маркусом. Ты член нашей семьи.
Он посмотрел на Мозеса с откровенным обожанием и восхищением. Он напомнил Хендрику молодую жену, взволнованную и впечатленную мужской силой ее нового супруга.