Власть и слава

Самый воздух был изящно холодным и беззвучным, как воздух летнего рассвета, почти что невесомый в своей прозрачности. Отсветы шевелящихся листьев были так прекрасны, что он отвел взгляд, не в силах более любоваться ими.

Все это казалось галлюцинацией. Наверное, я по-прежнему лежу где-нибудь там, в снегу, подумал Миллер. Вот именно, галлюцинация. Мне все это лишь кажется. Но если это галлюцинация или сон, то Ван Хорнанг тоже прошел через это, а люди не видят одинаковых снов. Бельгиец предупреждал его.

Миллер нетерпеливо дернул плечами. Даже видя все это собственными глазами, он все еще не мог заставить себя поверить в историю Ван Хорнанга. Во сне можно было увидеть ландшафты, которые никогда не видел наяву, а невыразимо мягкая трава под ногами могла на деле быть снежной коркой, как и горы, которые он видел среди деревьев, могли в действительности быть лишь голыми скалами Высоты Семисот. Миллер с тревогой подумал, что может в действительности лежать где-то в снегу, спать, и должен проснуться, если не хочет замерзнуть насмерть.

Внезапно в воздухе пронесся высокий, тонкий смех. Вопреки своим рассуждениям, Миллер почувствовал, как ёкнуло сердце, и резко обернулся на звук, чувствуя, как его сковывает холодный ужас. В этом смехе было нечто пугающее, как и в голосах до его пробуждения, нечто неуловимое, говорившее о бесконечном удовольствии издававших его.

От деревьев к нему направлялась небольшая группка мужчин и женщин. Миллер не знал, кто из них рассмеялся знакомым смехом. Они были в каких-то блестящих, разноцветных одеждах из тонкой материи, напоминающих тоги или сари. Цвета этих сари были просто невероятными.

Миллер замигал, пытаясь найти названия этих переливающихся оттенков, которые, казалось, объединяли известные цвета в совершенно незнакомые сочетания, выше и ниже видимого человеческому глазу спектра радуги.

– О, да он проснулся, – сказала одна из женщин.

Мужчина рассмеялся в ответ и сказал:

– Смотрите, какой он удивленный!

Все заулыбались и повернули к Миллеру радостные лица.

Он что-то сказал – даже не помнил, что, – и замолчал, почувствовав потрясение от резкой дисгармонии собственного голоса. Это было так, словно сквозь прекрасные, ритмичные арпеджио гармонии прошел уродливый диссонанс. Лица людей на мгновение застыли, словно они сконцентрировались на чем-то другом, чтобы не слышать эти жуткие звуки. Затем женщина, на которую Миллер обратил внимание, подняла руку.

– Стойте, – сказала она. – Послушайте меня секунду. Нет никакой нужды говорить вслух.

В голосе ее послышалось легкое отвращение. В голосе? Нет, это не так. Никакой голос не может быть таким сладостно музыкальным, таким прекрасным и гармоничным.

Миллер смотрел на нее. Ее лицо было маленьким, бледным треугольником, прекрасным, волшебным и странным, с огромными фиалковыми глазами, а локоны массы волос, казалось, протекали друг сквозь друга. И каждый локон был иного пастельного оттенка, тускло-зеленого или бледно-аметистового, или желтоватого, как туманное утро. Но почему-то Миллер не чувствовал удивления. Эта причудливая прическа так соответствовала лицу женщины…

Он снова открыл было рот, но женщина – он был потрясен ею, хотя перед этим думал, что уже ничто не может потрясти его, – внезапно оказалась возле него, хотя еще долю секунды назад стояла шагах в десяти.

– Вам еще предстоит многому научиться, – сказала она. – Но для начала хотя бы не забывайте не говорить. В этом нет нужды. Просто оформите свои мысли. Это очень легко… Нет, закройте рот. Думайте. Думайте свой вопрос.

Губы ее слегка шевельнулись, но просто для выразительности. Ни одни голосовые связки не могли образовать такой неземной, сладостный и богатый голос с удивительными изменениями и нюансами. Телепатия, подумал Миллер. Это должна быть телепатия.

Все стояли, вопросительно глядя на него.

– Думайте мне, – тихонько сказала женщина, нет, не сказала, подумала. – Структурируйте мысль более тщательно. Понятия должны быть закруглены и завершены. Позже вы научитесь думать целыми абзацами, но пока что и не пытайтесь. А то я воспринимаю один лишь туман…

– Это телепатия? – подумал Миллер, тщательно повторяя в голове каждое слово.

– Все еще туманно, – ответила она. – Но немного яснее. Вы просто не привыкли к четкому мышлению. Да, это телепатия.

– Но как я могу… Где я вообще? Что это за место?

Она улыбнулась ему, а по группе прокатился смех.

– Еще медленнее. Помните, вы только что родились.

– Я… что?

Мысли, казалось, полетели, как маленькие яркие насекомые, задевая края его сознания. Полунасмешливая, дружественная мысль одного мужчины, беглый комментарий другого.

Бранн, подумал Миллер, вспомнив. Как насчет Бранна. Где он?