У фургонов закипела яростная борьба. Охранники купца и всадники из арьергарда не собирались сдавать позиции так легко. Однако лесные партизаны под предводительством Давоки уверенно подавили их сопротивление, пусть и ценой потери пяти человек. Подойдя к каравану, Френтис увидел Давоку, которая держала в охапке Иллиан. Та беспорядочно размахивала руками, плевалась и брыкалась, пытаясь лягнуть труп надсмотрщика, который валялся на земле с ножом в груди. Поток ругательств из девичьего ротика заставил Френтиса подумать, что воспитание девушки было не таким строгим, как он себе воображал. Наконец она выдохлась и, всхлипывая, повисла на шее лоначки, баюкавшей ее, словно малое дитя.
— Прости, — прошептала девушка, — но это тот самый, который… трогал меня. Не стоило ему этого делать.
Тем временем Арендиль снимал кандалы с пленников, сгрудившихся на обочине дороги. У мальчишки появилась небольшая царапина на лбу, а в остальном он был цел и невредим. Пленники, как обычно, оказались в основном молодыми мужчинами и женщинами, отобранными за красоту или силу. По иронии судьбы воларцы порабощали именно тех, кто с успехом мог пополнить Френтисово войско.
— Эрмунд! — окликнул вдруг Арендиль одного из пленников: широкоплечего мужчину с разбитым носом и свежими рубцами от кнута на спине. Тот недоуменно взглянул на подростка.
— Арендиль?! Ты мне не мерещишься? — спросил он, подходя ближе.
— Вовсе нет, добрый рыцарь. Но как вы сюда попали? И что с моей мамой и с дедушкой?..
Мужчина пошатнулся. Френтис с мальчиком подхватили его под руки и усадили у колеса повозки. Френтис протянул ему свою фляжку.
— Это Эрмунд Левен, — пояснил Арендиль. — Первый рыцарь при дворе моего деда.
— В наше поместье заявились псы Дарнела, — сказал тот, отхлебнув из фляжки. — Их было сотен пять, если не больше. Слишком много. Я убедил твоего деда бежать вместе с твоей матерью. Сам же, с моими людьми… Нам удалось долго сдерживать нападавших, это была великая битва… — Глаза рыцаря закатились, голова поникла.
— Я найду для него коня, — сказал Френтис, похлопав Арендиля по плечу.
Как выяснилось, бойню пережило несколько лошадей. Френтис приказал собрать их и поручить заботам мастера Ренсиаля, которому это должно было пойти на пользу. До сих пор несчастный либо сидел в прострации, глядя перед собой, либо принимался перечислять имена своих лошадей любому, кто случайно оказывался рядом. Тогда как имя Френтиса он, похоже, так и не вспомнил, продолжая величать его «мальчиком».
Выбрав прекрасного вороного жеребца, который раздувал ноздри при виде пожиравших трупы собак, Френтис шепотом успокоил его и повел туда, где в беспамятстве лежал рыцарь. По пути он встретил Джанрила Норина, тот расхаживал, лениво помахивая мечом, перед шестью выжившими воларцами.
— Неужели ни один из вас петь не умеет, а? У нас по вечерам тоска смертная, я желаю развлечься. Ты! — остановившись, Джанрил ткнул острием меча в щеку первого воларца. — Пой!
Подойдя ближе, Френтис увидел, что из глаз мужчины, испуганно воззрившегося на грозного менестреля, текут слезы.
— Я приказал тебе петь, сученыш, — прошипел Джанрил, приставляя меч к уху воларца. — Я тоже когда-то пел, а моя жена танцевала…
— Сержант! — окликнул его Френтис.
— А, это вы, брат. — Джанрил неохотно обернулся.
— У нас нет времени. Вот этот, — Френтис показал на третьего в ряду, — судя по всему, капрал. Заберите его в лагерь и допросите, остальных — кончайте. Да поскорее.
Джанрил продолжал безучастно смотреть на него, затем медленно кивнул:
— Как скажете, брат.
— Мы и понятия не имели, почему Дарнел решил напасть именно в тот момент, — рассказывал Эрмунд.
Искаженное тревогой лицо рыцаря багровело в свете костра. Рядом с ним сидела Иллиан и гладила собаку, умостившую свою башку ей на колени. Поначалу девушка нервничала, когда к костру приблизился Кусай со всей стаей — и одна из молодых сук, чуть мельче, чем другие, начала к ней ластиться.
— Ты ей понравилась, — объяснил Френтис.
Кусай устроился слева от Френтиса, а один из молодых псов — справа. Собаки были длинноногими, узкомордыми и не такими крупными, как их предок, Меченый. Впрочем, беззаветная преданность и послушание, присущие травильным псам, им вполне передались, к тому же они лучше поддавались контролю. По словам Греалина, погибший мастер Джекрил называл их «гончими Веры».
— Я узнал о вторжении, попав в плен, — продолжал Эрмунд. — И чего только не насмотрелся по пути, доложу я вам. Дарнел торопился свести счеты со всеми, кто когда-либо перешел ему дорогу.
— А как насчет вассалов Дарнела? Они его поддержали? — спросил Греалин.
— Сидя в повозке, много не узнаешь, брат, — ответил Эрмунд. — Собственные рыцари наверняка остались ему верны, он же их под стать себе подбирал. Все как один — порочные тупицы, ведомые алчностью, а не честью. Но настроение народа мне хорошо известно, Дарнела никогда не любили. И вряд ли его сношения с захватчиками послужат ему на пользу.
— А мой дедушка? — переспросил Арендиль. — Вы так и не знаете, куда они отправились?