Вижу цель

Предложение, не лишенное смысла. Удивляло только, отчего Эрик не додумался до этого сам. Сейчас, когда адмирал Лобанов высказал свои сомнения, все детали конструкции словно бы встали на свои места, и Эрик увидел то, чего не видел еще мгновение назад. Как так? Ведь он был знаком с фактами! Лобанов в этом смысле не сказал ему ничего нового, и более того, Эрик понимал его, что называется, с полуслова. Старый адмирал говорил тезисами, ничего не разжевывая, и даже, напротив, нарочито пропуская длинные объяснения, ни разу не озвучив всю – от начала и до конца – цепь своих рассуждений. По-видимому, предполагал, что Эрик его поймет, и, если судить по результатам, не ошибся и в этом. А дело, как понял сейчас Эрик, было в том, что он все еще не привык думать, как адмирал, не научился в полной мере задействовать весь тот огромный опыт, который успел собрать за свою долгую жизнь адмирал Фокин. Знания адмирала, его оперативный опыт, его стиль стратегического мышления, – который ведь тоже суть результат обучения, а не игры генов, – все это, помноженное на быстрый и сильный интеллект Эрика, должно было когда-то в будущем дать свои результаты. Но все это требовало времени и немалого притом. Эрик просто не успел пока «переварить» все так просто доставшееся ему богатство. Но стоило Лобанову очертить проблему, как мозг Эрика заработал в полную силу.

Он в несколько быстрых движений поднял над столом еще одну голограмму. На этот раз перед ним и перед адмиралом Лобановым возникла карта созвездий. Теперь оставалось только решить, под каким углом развернуть ее на сто восемьдесят градусов. Вопрос, к слову сказать, не тривиальный, поскольку размеры государства бёза – ну, или того, что заменяет им государство – все еще были не определены. Да и вообще, люди пока знали слишком мало об освоенной бёза части галактики, ее размерах и конфигурации. Тем не менее, даже без длительного изучения карт и не имея в своем распоряжении достаточных для анализа данных, Эрик с ходу наметил три предполагаемых точки, в которых мог находиться гипотетический наблюдатель, «рисовавший» бёза их карты звездного неба.

Обозначив эти точки рубиновым маркером, Эрик посмотрел на Лобанова:

– Что скажете, Родрик?

– Точка Альфа, на мой взгляд, сомнительна. А вот Бета и Гамма – совпадают с моими расчетами. Я бы добавил еще одну. Вы позволите?

– Разумеется, – кивнул Эрик, и подключившийся к голограмме Лобанов добавил еще одну рубиновую точку.

– Дельта, – сказал он. – По-моему, где-то здесь. Я проиграл их все, так или сяк. Тот поворот событий, о котором я вам сказал, возможен, если они смотрят в нашу сторону из пунктов Гамма и Дельта. А это, согласитесь, Мориц, пятидесятипроцентная вероятность. Слишком много, чтобы игнорировать, как считаете?

– Возможно, – кивнул Эрик.

– Я рад, если дал вам пищу для размышления.

– Спасибо! – Эрик все еще не мог оторвать взгляд от карты созвездий и четырех рубиновых точек на ней. – Как думаете, почему никто, кроме вас, не допускает такую возможность?

– Инертность мышления? – предположил Лобанов. – Вы просто не знаете наших стариков, Мориц. Они отнюдь не глупы, но бёза выбивают их из колеи, поскольку война с ними не похожа ни на что, с чем мы имели дело раньше. Наш Главный Штаб попросту находится в плену концепции, но сам, увы, об этом не догадывается.

* * *

Разговор с Лобановым оставил тяжелый осадок. Причин этому было несколько. Во-первых, Эрик осознал наконец, что, получив матрицу адмирала Фокина, он сам еще адмиралом не стал. Для этого требуется время, которого при любом развитии событий у него попросту нет. Время и нарабатывание навыков. Потребны усилия, воля и тяжелый труд, без которых никому ничего по-настоящему ценного никогда в жизни не доставалось, уж ему-то точно. А во-вторых, Эрика сильно встревожило то, что если Лобанов прав, то позиция в системе Альфы Октопуса из периферийной и никому не нужной – ведь практически это район тылового базирования – может превратиться в один из трех-четырех главных ТВД оборонительного сражения. И тогда на острие вражеского удара окажется 37-я эскадра, которой в одиночку такого давления, пожалуй, не выдержать.

«Если Лобанов прав!»

Если он ошибается, это отнюдь не трагедия. Напротив, если «темное пророчество» не сбудется, Эрик от радости напьется до поросячьего визга!

«Господи, прости и помилуй! Пусть Лобанов ошибется!»